Получается, как в плохом кино.
Глеб не удерживается на ногах от неожиданности, заваливается на меня. Я с ужасом смотрю на тушу, которая вот-вот меня раздавит, так же, как кролик на удава – даже не пытаясь избежать столкновения. Всё равно уворачиваться некуда.
Но Соколовский каким-то чудесным образом в самый последний момент успевает поймать равновесие. И помогает ему в этом входная дверь, в которую он упёрся руками по обе стороны от моей головы. Непострадавшей, слава всем богам.
Мы так и застываем друг напротив друга. Лицом к лицу. Я сглатываю, а Глеб тяжело и рвано дышит.
Не найдя ничего лучше, пищу тоненьким голосом:
– Тебе плохо?
Янтарные глаза прожигают меня, от чего в районе груди и живота становится жарко. Очень. Мне хочется отодвинуться, но я понимаю, что если шелохнусь, наша шаткая «конструкция» упадёт.
– Видать сильно об голову приложили, – хрипит парень, – раз я о таком думаю.
– О… чём?
Но вместо ответа брюнет пожирает взглядом мои губы. И мне становится предельно ясно о чём.
Я сначала бледнею. Потом краснею. Меня кидает то в жар, то в холод. Я, как и Соколовский, начинаю тяжело дышать, потому что воздуха в коридоре перестаёт хватать.
Нужно срочно открыть окно! Душно… Как же душно!
– Ты не мог бы… – Я упираюсь ладонями в плечи Глеба, ощущая себя максимально неловко. И странно.
Я не могу разобрать то, что чувствую прямо сейчас.
Соколовский делает очень глубокий, тяжелый вдох и прикрывает глаза, с силой сжимая веки.
– Это что? Малина? – Спрашивает неожиданно.
– Малина? – Переспрашиваю. А потом до меня доходит. – Ты про шампунь? – Хлопаю глазами, мечтая, чтобы парень поскорее отодвинулся. Но он, как специально, не торопится.
Наверняка назло.
– Шампунь. Господи, – хрипло смеётся брюнет и, наконец, отодвигаясь, выравнивается. Закрывает лицо рукой и продолжает беззвучно сотрясаться от смеха.
– Что? – Не выдерживаю я. – Что происходит, Глеб?
– Глеб? Ты назвала меня по имени? – Его брови взлетают вверх. Похоже, парень в тотальном шоке.
Впрочем, как и я.
Я игнорирую его вопрос, смущаясь ещё больше. Хотя казалось бы – куда ещё больше?
– Причём тут мой шампунь? – С нажимом повторяю я.
Соколовский стоит на расстоянии двух шагов от меня, и разум постепенно возвращается на круги своя. Что радует.
– Притом, что это – дешёвка. – Припечатывает он и скидывает кеды. – Жесть, Скворцова. Я, конечно, знал, что ты не закупаешься в дорогих бутиках, но не настолько же!
– Ты сейчас вылетишь из квартиры, я тебе это обещаю! – Злясь на себя за то, что мне становится стыдно от его слов, уже жалею, что не оставила мажора на улице.
И что я творю? Боже… А главное, зачем?!
Ответов нет, поэтому я просто яростно смотрю на парня. Включаю свет в прихожей, чтобы он оценил. Но вместо этого упираюсь взглядом в большую ссадину с кровоподтёком на скуле и болячку на губе, которая вновь стала кровоточить после того, как этот шкаф поржал надо мной.
– Ванная там, – указываю на дверь справа по коридору.
– Благодарю, – язвит Глеб и скрывается за ней.
Только после этого я вздыхаю с облегчением, приваливаясь к стене. Но легче не становится, потому что в голове всплывает острый вопрос:
«И что мне теперь делать с главным врагом моей жизни, который, судя по всему, собирается остаться у меня ночевать?!»
Глава 4
– Сильно больно?
Любопытство – не порок. А уж тем более, если оно подкреплено врождённой жалостливостью…
Соколовский отрывает взгляд от зеркала в ванной и неодобрительно косится на меня, стоящую в дверях. Я неловко мнусь под его взором, но не ухожу. Хотя придерживаю дверь, чтобы закрыть и уйти, если встречу привычные ненависть и злость, исходящие от Глеба.
