Экономка показалась мне весьма приятной женщиной, но ровно до того момента, пока она не узнала, что именно нам от нее было нужно.
– Вы хотите наняться для переписи книг? – обидно изумилась она и смерила меня таким снисходительно-презрительным взглядом, словно она сама была по меньшей мере герцогиней. – Об этом не может быть и речи!
– Это еще почему же? – подбоченилась возмутившаяся вместе со мной хозяйка. – Мадемуазель Мюссон из хорошей семьи и умеет всё, что нужно для этой работы.
Признаться, после вчерашней встречи с маркизом я уже и сама не была уверена, что хочу работать в замке, но всё-таки не ожидала получить столь оскорбительный отказ.
– Как же можно нанять для столь важного дела женщину? – мадемуазель Мишель решительно покачала головой.
Я сердито засопела. Что она считает важным делом – перекладывание пыльных книг в мрачной и наверняка холодной библиотеке?
Мадам Преваль тоже была удивлена, но подошла к решению вопроса с большой дипломатичностью:
– И всё-таки, дорогуша, не сочтите за труд поговорить об этом с его светлостью. Если, конечно, он дозволяет вам с собою говорить. Быть может, он вовсе не общается со слугами.
Теперь уже была оскорблена наша гостья:
– Разумеется, – фыркнула она, – я могу запросто к нему обратиться. – Но как раз сейчас это действительно невозможно. Его светлости нет в замке – он отбыл в Веланс еще на прошлой неделе и пробудет там почти до самого праздника.
– Маркиз в столице? – не поверила я. – Но этого не может быть! Вчера на площади стояла его карета!
Я не стала говорить о том, что видела и самого маркиза – побоялась, что покраснею от стыда и от злости, если снова вспомню подробности нашей встречи.
– Карета его светлости? – переспросила мадемуазель Мишель. – Ах, вы, наверно, видели его старую карету. Теперь ей пользуется кто угодно, только не сам маркиз. А вчера как раз в город за подарками ездил Даниэль Томази.
Даниэль Томази??? Значит, мужчина, с которым я вчера столкнулась, – не маркиз! Я издала вздох облегчения, который мои собеседницы приняли за проявление интереса.
– Очень милый молодой человек! – похвалила его мадам Преваль. – И всегда такой вежливый! Никогда не слыхала от него грубого слова.
– Он – родственник маркиза? – полюбопытствовала я. – Или кто-то из слуг?
Женщины переглянулись, словно решая, кому из них следует ответить на мои вопросы, и это право моя хозяйка уступила гостье.
– Он и не родственник, и не слуга, мадемуазель, – огорошила меня мадемуазель Мишель. – Его матушка – Каринн Томази – была гувернанткой нашего маркиза, когда тот был еще мальчиком. А матушка самого маркиза скончалась, когда тому было всего пять лет, и с тех пор мадам Томази фактически заменила ее его светлости. Герцог Лефевр, хоть, может, и не стоит это говорить, никогда примерным семьянином не был и особо о сыне не заботился. А мадам Томази – напротив – всю себя посвятила сиротке. Позднее она вышла замуж за секретаря герцога и обзавелась собственным сыном, но осталась в поместье, чтобы не бросать малютку-маркиза, а когда маркиз вырос и переехал сюда, он привез в наш замок и мадам Томази с Даниэлем. Теперь она, вроде как, присматривает за всеми слугами.
– Домоправлительница? – уточнила я.
– Ох, мадемуазель, – рассмеялась Мишель, – по сути так оно и есть, но не вздумайте сказать такое при нашем дворецком месье Барруа! Он-то уж сильно сердится, что она в замке живет. Он же до ее приезда себя тут чуть не хозяином мнил, слуги каждого его слова слушаются. А ей он, вроде как, приказывать-то не может, вот и не знает, как себя с ней вести. И не хозяйка она для него, и не прислуга. А вот Даниэля даже Барруа обожает. Более мягкого и добросердечного человека, поди, и не сыскать. Вот кабы он за вас, мадемуазель, слово замолвил, так, может, и получилось бы чего.
