— Две тысяча восемнадцатый.
Боже. Старушка слишком буквально восприняла мои слова. Я сказал приобщить новенькую, а не похоронить ее юное тело под завалами бесполезных дел. Хотя тут такой бардак, а сейчас все вроде как должны оцифровать… кто-то же должен заниматься этой работой, ведь так? Зачем-то практиканты же нужны?
Но “Вестник”… мне ее немного жаль. Это поколение газеты не особо воспринимает. Представляю, как она мучается.
— Можешь идти домой, Татьяна, — устало потираю переносицу. — Сегодня пятница, никого уже в здании нет, кроме охранника. Тем более, на улице опять идет снег, не боишься вообще тут застрять?
Мой голос звучит спокойно, без каких-либо подколов в ее адрес, но Ласточка все равно краснеет и отводит глаза. Что-то новенькое, до этого она храбрилась и смотрела в упор, демонстрируя свое привелигированное положение.
— Не переживайте за меня, Владимир Александрович. Мне еще совсем чуть осталось и я уйду, обещаю.
Лучше бы ты вообще не приходила. Где ты только взялась на мою голову?
Надо уходить. Вот прямо сейчас. Но я как дурак, буквально прилипаю к полу и не могу сдвинуться в сторону выхода. Почему так хочется здесь остаться?
— Что это? — киваю на небольшой пикник на столе. Там чего только нет, от печенек, до каких-то разноцветных вкусняшек. Даже моя дочь уже такие не покупает, снова Татьяна удивила.
— Ой, это я просто ем… — спохватывается Ласточка, пытаясь все спрятать в бумажный пакет. — Простите, не знала куда это положить… Я все уберу. Не переживайте.
— Второе “не переживайте” за последние пять минут, мне стоит переживать? — усмехаюсь, укладывая пальто на спинку стула, но девочка еще больше напрягается.
Что с ней произошло за эти четыре дня, что мы не виделись? Это точно она? В голосе и действиях столько покорности, что даже как-то непривычно и странно. А еще этот взгляд… она что, стесняется меня? Здесь достаточно прохладно, тогда почему она вся красная, как спелый помидор?
В целом, не сильно я и хочу ехать домой. Здесь, судя по всему, становится интересно.
8. 7.
Татьяна
— Это жевательные конфеты? Можно мне одну? — вальяжно усаживаясь на стул, Райнис кивает на мой пакет с конфетами.
Боже. Что ему нужно? По нему не скажешь, что он любит сладкое, к чему эти спектакли? Скорее всего опять будет давить авторитетом и упражняться на мне в остроумии.
Но деваться некуда, поэтому протягиваю ему пакет, угощая. Мне ведь не жалко.
Все бы ничего, но меня напрягает то, как он смотрит. Будто что-то интересное во мне увидел, и раньше меня бы это никак не волновало, но после моего сна что-то не так. Он смущает меня, ведь как не посмотрю в его синие глаза, так вспоминаю свои ощущение в том сне. Чертовщина какая-то. Я будто заложник собственных мыслей.
— Попробуйте длинную зеленую. Она со вкусом арбуза. Любите арбуз?
Детский сад какой-то, знаю. Но я не представляю о чем нам с ним еще разговаривать. Все “лучшее” мы сказали друг другу в прошлую нашу встречу.
— Спасибо, — берет зеленую палку и откусывает кусочек. Блин. Чувствую как снова приливает жар к щекам. Да что же это такое, а? — Сто лет не ел таких конфет.
Выдавливаю из себя улыбку и присаживаюсь напротив. Ноги почему-то трясутся и не держат, и если до его прихода было довольно прохладно в этом зале, то теперь я вся горю.
— Для своего возраста вы неплохо сохранились, — не думая произношу я, запихивая в рот конфету в форме дельфина.
