Мозги в кашу. Все его слова звучат знакомо, но все равно не могу сходу понять — зачем он мне это говорит? Я никогда не пользовалась положением своего отца, и если бы он не влез сейчас, со спокойной душой проходила бы практику в нотариате.
К чему тут замечания Райниса? Он ведет себя не лучше, как по мне. Для начальника этого учреждения, такое поведение недостойно.
Но задать уточняющие вопросы не успеваю, так как Владимир добивает меня последним своим финтом: протягивает руки и тянет за молнию у меня на пуховике. Секунда — и я застегнута под самое горло.
— Простудишься, Ласточка, — произносит он и, довольно стрельнув глазами, покидает беседку, а я так и стою, с открытым ртом.
Да что он себе, в конце концов, позволяет? Если я студентка-практикантка, это дает ему хоть какое-то моральное право так ко мне относиться? Что не так с этим Райнисом? Откуда столько хвалебных отзывов вокруг этого грубого павлина, который совершенно не понимает когда нужно промолчать?
Мне требуется несколько дополнительных минут, чтобы прийти в чувства и вернуться на свое новое рабочее место. Ни Лариса Николаевна, ни Райнис еще не вернулись с обеда, поэтому приемная закрыта, но я даже этому рада.
Спрятавшись за поворотом, сажусь на большой подоконник и пытаюсь уговорить себя с достоинством пройти эти длинные и невыносимые пять недель, которые меня ждут. Я справлюсь. Должна. Подумаешь, какой-то мужик решил указать мне мое место, можно подумать, он первый.
Мне всегда было не легко. Я росла без отца, мамины ухажеры сменялись один за другим, но это никогда не мешало ей достойно держать себя и работать в поте лица. Конечно, я понимаю, что ее место, такое жирное и прикормленное, досталось не просто так, и уж тем более, не за исключительный ум, но, зная свою маму, она делала все возможное, чтобы пробиться в этом городе. Она буквально шла по головам.
Несколько раз звоню ей, но безрезультатно. Только спустя минуту от матери приходит сообщение, что она очень занята, и что созвонимся вечером. Класс. Мой план по переходу в другой отдел видимо откладывается до завтра. Ну что ж, видимо так тому и быть, не звонить же Саввину с претензией? У нас не те отношения.
Покрутив в руках телефон, отмечаю, что есть еще время, и набираю Тимура. Мне нужен хоть какой-то лучик позитива.
— Привет, — слышу сонный голос своего типа парня. — Который час, Тань?
Я все понимаю, но все равно не могу не закатить глаза. Мы с ним такие разные. Когда я бодрствую — он спит, и наоборот. Эти его компьютерные игры до добра не доведут, но он говорит, что не просто играет, а что-то там создает.
— Уже обед, Тим. Ты во сколько лег, вообще?
Скорее всего пару часов назад, но мало ли. Вдруг он заболел, не дай Бог.
— В десять Мишка свалил, пока поел, а дальше все как в тумане.
Мило. В десять я уже боролась с приступом тошноты в этой приемной за спиной.
— Как дела? — Тима старается поддержать разговор, но выходит на троечку. — Ты где сейчас?
— Неужели так трудно запомнить, где я могу быть сегодня в такое время?
Бесит отчего-то. Столько раз я говорила, что с сегодняшнего дня у меня начинается преддипломная практика, но Тимур как всегда.
Я не стремилась к этим отношениям, но мы с детства дружим, вот только полгода назад решили попробовать как пара, но выходит не совсем то, что представлялось изначально.
— Малышка, прости, — шепчет в трубку. — Ты ведь знаешь, что заказ серьезный. Мы всю ночь работали, я, кажется, уже все на свете забываю. Старею, наверное.
