Вот они идут по шумной улице другого города. Впервые они вдвоем так далеко от дома, предоставленные сами себе. Конечно, рядом учителя, экскурсоводы, галдящие одноклассники. Летняя поездка. Но вечером… Эти два-три часа перед сном – только их. Нарушение распорядка. Но им позволено. Просто погулять, поесть мороженого в тихом уютном кафе, купить oткрытки, сувениры. Они вместе со всеми – и сами по себе.
Другая картина. Она выбегает из дверей парикмахерской. Становится перед ним в нарочитую позу 'модели' .
– Ну как, нравится?
Он так же нарочито осматривает короткую 'мальчишескую' прическу, кокетливую челку. И грустно вздыхает. Только глаза и уголки губ улыбаются.
– Ну почему ты так любишь короткие волосы? Отрасти длинные, хоть до плеч. А?
– Не хочу! Возни с ними, мыть, расчёсывать… Зачем тебе у меня длинные волосы?
– Гладить их буду.
– На, гладь! Разве плохо? Ой, не так гладь, растрепал все…
Большая тарелка маминых пончиков, они забрались с ней на разложенный диван в его комнате, прихватив по большой чашке чая. Она подозрительно спрашивает.
– Ты уже этот фильм смотрел?
– Нуу… Немножко. Ай! Совсем немножко! Ну щипаться-то зачем…
– На голых теток смотрел?
– И что? Там и мужики голые будут, дай-ка тебя авансом ущипну, вот здесь! И здесь!
– Ай! Щекотно! Ты лапаешь, а не щипаешь! Правда? Совсем-совсем голые будут?
– Ага. Страшно?
– Нуу… Немножко. Вот мама моя если узнает, что мы тут смотрим… А папа… Жуть. Убьют.
– Но ты же им не скажешь?
– Дурак… Включай. Дай пончик!
Гулкий зал музея, бывшего дворца. Картины, картины… Они любили приходить сюда. Почти никого, можно долго ходить из зала в зал по тихо поскрипывающему старому полированному паркету, разговаривать шепотом. Голландцев она не любила – груды тусклой рыбы, раков, ещё какой-то еды, сумрачные тона. Этот зал они проходили быстро, спеша к солнечным и радостным итальянским, испанским мастерам. Перед их картинами она застывала надолго, любовалась то с одного места, то с другого. Как-то призналась, что примеряет их на себя, представляет, что попала внутрь, и…
Яркий летний полдень. Каникулы. Они прошлись по кинотеатрам и им ничего не понравилось из того, что еще не смотрели. На пляж сегодня не хочется, сидеть дома – тем более. Они просто гуляют, дошли до вечно шумящего порта. Им нравится стоять там и смотреть на вереницы нарядных пассажиров, поднимающихся на борт белоснежных лайнеров. Слушать разноязыкую речь. Мечтать, как и они когда-нибудь… Вместе, обязательно вместе. Разве может быть иначе? Они часто приходили сюда. Можно просто смотреть, вдыхать йодисто-соленый ветер, любоваться морем солнечных искорок, до самого горизонта. Слушать деловитый разноголосый шум – высоченные краны, снующие в паутине рельсов и подъездных путей погрузчики, зачастую – от души завернутое крепкое словцо. Вечный незатихающий гул громадного порта… И над всем этим – резкие крики парящих в вышине чаек. Вот смотрят на стремительные катера на подводных крыльях, стоящие у причалов. На них взгляд задерживается – они как-то хотели рано утром тайком отправиться на «Комете» в далекий город на юге. Ну, не такой уж и далекий – за день можно обернуться.
– Ну что, завтра? Сделаешь бутеры? Я не могу, увидят – спрашивать начнут. Мои будут допоздна на работе, вернутся после девяти. Я скажу, мы на дачу едем к…
– Подожди.
– Что?
– Я узнавал, иногда они задерживают рейс. Из-за погоды. На час, два, десять. Не часто, но… Бывает.
