— Ты совсем офигел, придурок? — яростно выкрикнула я. — Еще раз полезешь ко мне, и я тебе нос сломаю. Слышишь меня!
Но Шурику, видимо, было уже все равно. Его глаза налились кровью, а руки задрожали, сжимаясь в кулаки. В этот момент мне стало по-настоящему страшно.
Я вспомнила, как мой дед бросался с кулаками на бабушку. Он тоже был невысокого роста и очень худым, но бабушка крепко получала от него. Однажды в детстве я видела одну такую их ссору. Дедушка тогда казался беспощадным дьяволом во плоти. Воспоминание об этом заставило меня вздрогнуть и попятиться. Хоть с возрастом я поняла, что женщин обижают только слабые мужчины, и сейчас, передо мной был именно такой недостойный; хоть я и не собиралась давать себя в обиду, но почему-то не могла унять дрожь.
— Дай пройти, — попыталась я говорить, как можно спокойнее. — Ты не имеешь право удерживать меня здесь.
Но Шурик не слушал. Он бросился меня с кулаками и сильно ударил по лицу. Я вытянула руки вперед, пытаясь защититься. Ксюша вскрикнула и, подняв мой упавший телефон, стала судорожно стучать пальцами по экрану.
Я толкнула соседа и тот, схватив меня за футболку, повалился на пол, потянув за собой. Шурик крепко вцепился в мою одежду и с силой удерживал меня. Я била руками, куда попало, лишь бы оторваться от обидчика. В ушах шумела кровь, мысли путались из-за волнения. Я даже не заметила, как в квартиру вошли двое мужчин, и кто-то оттащил Шурика от меня. Только мельком увидела, что к Ксюше подошел Воронцов. Значит, она все же успела позвонить в полицию.
— Лапин, стоять! — кричал Степан Вениаминович. — Снова на девчонок бросаешься?
Участковый прижал Шурика к стене лицом и завел его руки за спину.
— Поверни голову к окну, — донесся до меня еще один мужской голос. И я беспрекословно исполнила приказ.
Когда моего подбородка коснулась теплая рука, я наконец выдохнула. Кулаки машинально разжались, тело расслабилось. Я с облегчением и благодарностью посмотрела на Вишневского.
— Ссадина, нужно обработать, — серьезно заявил капитан. — Где-то еще болит?
— Плечо, — тихо ответила я капитану полиции. Мужчина помог мне встать на ноги, и я прислонилась к стене, пытаясь прийти в себя. Вишневский схватил Шурика за шкирку, и Воронцову тут же сцепил руки грубияна наручниками. Этот низкорослый идиот стал до смешного послушным с приездом настоящих мужчин. Ксюша молча последовала за ними, когда те вышли из квартиры.
— Поехали, — сказал Вишневский и подставил мне локоть, предлагая держаться за него. Я, смутившись, приняла помощь, и мы медленно зашагали вниз по лестничному пролету.
На улице нас ждал не полицейский “Бобик”, а личный внедорожник Вишневского. Воронцов и Шурик уже сидели на заднем сидении, и участковый что-то разъяснял преступнику. Ксюша стояла возле машины, не решаясь садиться.
— Иди на переднее сиденье, — похлопала я подругу по плечу.
— Но ты… — даже в полумраке я видела слезы в глазах Ксюши.
— Я ему, если что, еще раз вмажу, — попыталась пошутить я, хотя и у самой не было никакого желания сидеть рядом с Шуриком. Я еще помнила его полный злобы взгляд. От мысли об этом я машинально сжала руку Вишневского, который все еще поддерживал меня. Капитан пристально посмотрел на меня, а после помог открыть дверь и усесться на заднее сиденье автомобиля.
Оставив Воронцова и Шурика в отделении полиции, Вишневский повез нас с Ксюшей в больницу. Всю дорогу моя подруга плакала и прижимала к себе сломанную руку. У меня же врачи не выявили ничего, кроме большого синяка на плече и ссадины на лице.
