– Ну это еще ничего. Вон, Леху Лапова, Сашку Донского вообще убрали, – Игорь выдохнул вверх терпкий дымок. – Оно-то я тут сам второй месяц на подсосе, то тут, то там. Ладно раньше пилорама работала, так и ее прикрыли.
Все на улице знали, как и многие в поселке, что «тут и там» – это подворовывание металла с проходящих вагонов или поиск бесхозных кабелей и прочего цветмета. А так Игорь особо нигде и не работал толком, уже лет пять как ушел из какой-то конторы. Притом по собственному желанию.
– Может, по чуть? – докурив, намекнул Игорь.
Взяли самогон у баб Насти, разбудив ее – она вышла в безразмерном халате с залипшими фиолетовыми подтеками. Повозмущалась, но продала.
Соседи уселись за теплотрассой, на плите с проступающей арматурой словно ребра на рентгене. Закуски нарвали с огорода. Недозрелые по-мидоры пахли росой. По рельсам со стуком убегали на юг огоньки. На небе сияли звезды.
На проезде, где теплотрасса приподнималась квадратной дугой, веселились местные подростки.
– Давай, а то Катька ждать будет, я сказал, что помочь к тебе пошел, если что, завтра ей скажешь, хорошо? – суетился Игорек, разливая из бутылки из-под лимонада «Тархун» мутную жижу по рюмкам, что прихватил с собой Виктор из серванта. Виктор никуда не торопился, и спешка соседа раздражала. Пили молча. Игорек захмелел быстро.
Видимо, керогазить начал еще с вечера, стал травить байки про Афган.
Рассказанное напоминало сцены из американских боевиков:
– И вот темнота, тут мы сидим в ущелье, а перед нами аул. Говорит наш сержант – Скворец, из Твери парень был, на три года старше меня – мол, сейчас солнце выйдет и зачищать духов будем. Ну, там мы нормально так попалили. Я у одного автомат подобрал и… Это типа нашего хутора эти аулы. Я сразу из одного и другого по ним. Нас в учебке учили. Да там чему только не учили. Тоже сержант был – Колька, из Тобольска – надрочил так, что нам хоть с двух, хоть из трех. А они – по нам, – Игорек выдержал философскую паузу. —
Да, были ночки… Что тут скажешь?.. Тут погранцы на БТРах подтянулись. Нормально так их отутюжили. А Сковрец наш потом давай погранцам предъявлять. Они тоже, красавцы, конечно, – на все готовенькое… Ну, так и живем. Знаешь, есть такие люди, что на чужой славе так и хотят в рай въехать.
– Понятно, – грубо перебил Виктор, после чего бывший афганец замолчал, и стало отчетливо слышно музыку молодежи:
Эй, гуляй мужик,
Пропивай что есть…
Доносилась из динамиков принесенного мафона. Леха, живущий на второй улице, прикатил его на своем мотике. Виктор слышал до этого «Сектор газа», но всерьез не воспринимал. А тут воспринял.
Пей за всю херню…
Осуждающе посмотрел на соседа, готового уже поведать очередную байку.
Баб Маша как-то говорила, что у нее племянник в военкомате работает. Он-то все доложил от и до. Знает она, как Игорек служил: склад вещевой охранял, дальше лагеря не выходил, ни в горах, ни в городе в боевых операциях не участвовал, колонны не сопровождал. Самое страшное, что было, – это вши бельевые. Вот с ними Игорек и боролся, прапор – завскладом – заставлял проглаживать утюгом каждый шов белуги в свободное от дежурства время. Так, с утюгом, в поту и в жаре от бельевого пара, проходили суровые будни афганца, по увольнению получившего звание ефрейтора.
– И ты слышал, вообще не понимаю, – Игорек искренне горячился, – Юрику, да, Попову памятник собрались у поста советов ставить. Там какие-то подписи собирают, в округе наши договариваются с краеведами. А за что? Не, мужик хороший был, спору нет. Но сколько нас таких хороших.
