– Садись, дорогая, расскажи нам всё, – сказала она своим низким голосом, в котором звучала неподдельная ласка.
И Клара, убрав кипу бумаг с другого плетёного стула, села и повторила, не комментируя, всё, что услышала, вернувшись с похорон. Пока она рассказывала, две пары глаз внимательно смотрели на неё, и обе пары сияли – в одной блестели слёзы сочувствия, другая – светила светом, отражённым стеклами пенсне, так что Клара не чувствовала стеснения. Когда она закончила, фройляйн Ридл утирала слёзы носовым платком, но фройляйн Поль оставалась невозмутимой.
– Впервые слышу о такой жестокости, – сказала жёлтоволосая девушка дрожащим голосом.
Редакторша издала что-то вроде смеха, отчего её живот со сложенными на нём руками заколыхался.
– Впервые? А я так напротив, часто слышу. Видно, что вы не знакомы с психологией трусости, – есть такая особая трусость, которая взращивается преднамеренно одними людьми в других людях. Нет ничего легче, чем манипулировать, играя роль защитника; и нет ничего легче, чем сыграть роль защитника, играя на инстинкте страха. Бедную баронессу нельзя винить полностью за её мягкотелость. Такой её сделала общая система.
– Она ничего не могла с собой поделать, я знаю, – сказала Клара. Она не вполне поняла аргументацию, но была рада любому оправданию, которое могло бы заставить её думать о покойной хорошо.
– Но что же вы будете теперь делать? – настаивала фройляйн Ридл. – Ах, это ужасное несчастье!
– Не думаю!
Редакторша подняла руку, чтобы подхватить падающее пенсне, и теперь, когда Клара могла видеть выражение её глаз, она с изумлением увидела в них интерес и даже удовлетворённость, а вовсе не сострадание.
– Не несчастье! Что вы хотите сказать?
– Не только не несчастье, а, напротив, большая удача.
Клара хранила озадаченное молчание, а фройляйн Поль, водрузив пенсне на место, начала развивать свою мысль.
– Всё зависит от того, сумеет ли она ею воспользоваться, сумеет ли ухватить фортуну за хвост. По правде говоря, Клара, – она обратила к девушке смуглое квадратное лицо, – я уже давно наблюдаю за тобой. Мне кажется, что ты сделана из правильного материала, а я редко ошибаюсь. У тебя есть мужество и энергия, качества, которые нам особенно нужны в нашем деле. И мозги у тебя есть. Ты не поймёшь меня неправильно, надеюсь, если я скажу, что я ждала твоего прихода. Да, я возлагаю на тебя надежды, большие надежды, но до этого времени не могла прямо сказать тебе об этом. Пока была жива бедная баронесса, я чувствовала, что не имею права вставать между вами, не могу посягать на тебя, так сказать. Но теперь всё иначе! Теперь тебе не нужно даже учитывать её пожелания, раз она бросила тебя на произвол судьбы. От одной тебя зависит, захочешь ли ты следовать проторённой дорожкой, удовлетворишься ли жалкими грошами, благопристойным рабством в роли гувернантки или школьной учительницы, выберешь ли одно из тех занятий, которые мужчины снисходительно признают за, так сказать, «женские», или же, отбросив предрассудки, выступишь на арену жизни, чтобы на равных потягаться с мужчинами и женщинами.
Внимательно слушающая Клара воспользовалась наступившей паузой.
– Полагаю, вы имеете в виду, что мне надо будет заняться одной из «новых» профессий? У меня нет желания становиться гувернанткой, уверяю вас, но я также не хочу становиться доктором или юристом. У меня нет такого призвания.
