Жены и дочери - страница 19

– Спасибо. Должен признаться, что деньги меня не удовлетворяют – думаю, что и вас тоже, – но, возможно, Джонсам и Гринам они помогут.

После подобных речей мистер Эштон заглядывал в лицо мистера Гибсона с жалобным вопросом во взоре, словно пытался понять степень сарказма. В целом джентльмены прекрасно ладили, вот только, помимо свойственного большинству мужчин стадного чувства, истинную радость испытывали в обществе друг друга очень немного. Наверное, лучше других – во всяком случае, до появления в округе лорда Холлингфорда – мистер Гибсон относился к достойному сквайру Хемли. Почетный титул пришел к нынешнему обладателю из глубины веков: его предки именовались сквайрами сколько существует местная история. В графстве жили и более крупные землевладельцы, ибо угодья сквайра Хемли простирались не больше чем на восемьсот акров, однако семья владела поместьем задолго до появления графов Камноров, еще до того, как Хейли-Харрисоны купили Голдстоун-парк. Никто в Холлингфорде не знал такого времени, когда бы Хемли не жили в Хемли.

– С периода Гептархии – семи королевств [8], – утверждал викарий.

– Нет, – возражала мисс Браунинг, – я слышала, что Хемли жили в Хемли еще до прихода римлян.

Викарий уже готовился вежливо согласиться, когда миссис Гуденаф с неспешной убежденностью старейшины выступила с еще более поразительным заявлением:

– А я уверена, что Хемли из Хемли существовали еще в доязыческие времена.

В ответ мистер Эштон галантно поклонился и пробормотал:

– Возможно, вполне возможно, мадам.

Согласие прозвучало настолько любезно, что миссис Гуденаф гордо посмотрела вокруг, словно хотела сказать: «Вот и церковь подтверждает мои слова, так что никто теперь не осмелится их оспорить». В любом случае, если не аборигенами Хемли были, то очень старым семейством. На протяжении долгих веков они не увеличивали свое поместье, однако упорно хранили то, что имели, и на протяжении последних ста лет не продали ни единой крыши. Тягой к предпринимательству они не отличались: никогда не торговали, не играли на бирже, не пытались обновить способ ведения хозяйства, – также не держали капиталов в банке или, что было бы понятнее, не хранили золото в чулке. Жили просто: скорее как фермеры, чем как господа. Действительно, продолжая примитивные традиции и обычаи предков – землевладельцев восемнадцатого века, – сквайр Хемли жил скорее как йомен[9], когда такой класс еще существовал, чем как современный помещик. Спокойный консерватизм обладал достоинством, заслужившим уважение всей округи: сквайра Хемли с радостью приняли бы в любом доме графства, куда он пожелал бы зайти, – однако общество его не привлекало, возможно из-за того, что Роджер Хемли, который жил и правил в Хемли, не получил достаточного образования. Его отец, сквайр Стивен, провалил выпускные экзамены в Оксфорде и с гордым упрямством отказался от второй попытки. «Больше никогда!» – поклялся он торжественно, как клялись в те времена, и заявил, что никто из его будущих детей не переступит порог университета. Нынешний сквайр, будучи единственным ребенком в семье, вырос в полном соответствии с зароком отца: закончив захудалую провинциальную школу, где насмотрелся всякого непотребства, вернулся в поместье уже как хозяин. К счастью, такое воспитание не принесло ему особого вреда. Да, он остался дурно образованным и во многих отношениях невежественным, отчего, осознавая это, в обществе держался неловко и даже неуклюже, поэтому старался его избегать, а в своем тесном кругу проявлял упрямство, вспыльчивость и властность. С другой стороны, Хемли был сама честность, к тому же обладал редкой природной мудростью. Его речи всегда заслуживали внимания, хотя начинал он обычно с ложных предпосылок, которые считал абсолютно неопровержимыми, будто бы доказанными с математической точностью, но если вдруг случайно предпосылки оказывались верными, то никто другой не смог бы построить на них более разумных и глубоких аргументов.