Женя Колбаскин и сверхспособности - страница 12
Короче, пока я там сидел на скамейке и напрягал мозги думами серьезными, мои однокласснички, которые до вчерашнего дня не могли гантелю пятикиллограммовую поднять, подтягивались. И что тут такого? Да ничего такого. Я со счету сбился, когда считал, сколько раз они подтянулись. А сбился я на ста двадцати пяти. Наверное, потому что мой мозг отключился. Вот так вот. А потом они стали отжиматься.
– Упали, отжались, двести раз, – крикнул физрук.
Я очумел от такой цифры. Это ж, типа, кем надо быть, что б столько раз отжиматься.
Однаклассники же, как услышали эту команду, так все с турников сразу, и поспрыгивали, и на пол упали. Но тут я думаю такой: «Фиг им, не смогут, после подтягиваний-то». А нет, двести раз как миленькие, даже девчонки, прикиньте. Ну, а как они пресс делали, рассказывать лучше не стоит. Одно могу сказать: в тот момент моя самооценка упала ниже нуля, а то и намного ниже.
Потом они начали в баскет играть, в основном, пацаны. А девчонки пошли, типа, отдыхать. Ну и одна – Катька, села рядом со мной и по плечу меня похлопала, тип, приободрила. Да так она похлопала, что ключица моя чуть не рассыпалась.
– Не переживай, – говорит она, – обычным тоже неплохо быть.
– А чей-то ты так уверена, что я обычный? – спрашиваю ее раздраженно.
– Все так говорят.
– Кто это все?
– Да все, кого не спроси.
– Ааа, ну ясно-понятно.
– Да ты не обижайся, – говорит.
– Я не обижаюсь.
– Да прям, я же вижу, с каким грустным личиком сидишь, только слезок и не хватает.
– Ага. Конечно. Чушь не городи.
– Не стоит завидовать. Ты что не знаешь? Большая сила – большая ответственность.
Прикиньте, че сморозила. Ну и муть голимая. Типа, у нее ответственность какая-то там. «Кем себя возомнила-то?» – думаю.
– Кать, что-то ты ерунду городишь, – так прямо и высказываю в ее наглое, хоть и красивое лицо, а ей хоть бы что. Сидит она и продолжает на меня смотреть, главное, еще жалостливо так, будто я какая-то собачонка хромая.
– Ничего, все образуется, и на твоей улице будет праздник, – сказала она какую-то очередную чушь и похлопала меня по спине, типа, опять приободрила. Чуть ребра, короче, все мне не переломала. А потом пошла обручи свои крутить. Сто штук или больше.
После этого дурацкого разговора я понял, что надо все-таки сходить к физичке и всё выяснить самому. Но сначала надо было отпроситься у физрука.
Встаю я, значит, и иду к этому шкафоподобному физруку, а он сидит на стуле: свисток в зубах и кружка чая в руке. У него вообще-то фиг когда отпросишься, сварливый такой мужик. Подхожу я, короче, к нему и говорю:
– Борис Алексеевич, можно мне к Татьяне Павловне сходить?
Он же сразу, как услашал это, резко подскакивает такой и глаза на меня выпучивает. Но стоит заметить, что чай он не ни капли не раплескал, хоть и кружка у него почти полная была.
– Конечно, Колбаскин, хочешь узнать про свои сверхспособности? – спрашивает меня. – Но у тебя ж их нет!
– Почему вы так уверены?
– Все так говорят.
– Ага, слышал уже. Ну, так мне можно идти или нет?
– Да, иди, конечно. Хотя стой, подожди. Ребят, Колбаскин уходит! – кричит он этим заморышам-переросткам, и они все к нам бегут. – Он идет к Татьяне Павловне узнать про свои сверхспособности.
– Так он же обычный! – выкрикивает Сашка.
– Нет, может у него все-таки есть какая-нибудь маленькая, малюсенькая, малипусенькая способность, – говорит Катька.
– Да не, вряд ли, – говорит Степка.