– Да как же ничего не видно, афи, ведь масляные фонари даже в Канаве помаленьку, да светятся? – с доброй усмешкой подколол прабабку Пепин – старший брат Дуги, которому папаша Мартен намеревался в глубокой старости передать бразды правления своим делом.
– Тихо ты, – прошипела хорошенькая Мелена, тряхнув темными кудрями, перевитыми красными лентами, – в Канаве-то поди и ночью захудалого факела не сыщешь … Правда, Бренни? – Она зло улыбнулась, не упуская возможность задеть его, – понимала, что ему не слишком приятно слышать про Канаву.
– В том и скверность, Пепин, в том и жуть, – ответила старушка внуку, перебив Мелену, – что в те ночи, когда тряслась по булыжникам черная повозка, то все огни и фонари в Нижнем городе гасли. А направлял лошадей горбатый кучер прямиком к тому дому, где на двери знак нацарапан…
– Какой знак, афи? – подалась вперед Герда.
– А знак сей на острые козьи рога похожий, – ответила Ойхе, расчесывая костяным гребнем вьющиеся волосы правнучки.
– А чего ж эту метку не стереть иль сажей не замазать было? – ехидно поинтересовалась Мелена, – вот уж народ бестолковый…
– Одна ты у нас толковая, – устало заметила Улла, ловко ставя противни с мясными пирогами в двухъярусную сводчатую печь.
– Дак простой человек, сказывали, мог увидеть метку только в лунном свете, – продолжила свой тягучий рассказ Ойхе, – а в ночи пред новорожденной луной, когда небо спит беспробудно, никто не мог ее разглядеть, а потому и стереть не получалось…
– А кто же, афи, дом то метил, – срывающимся голоском спросила Герда, прижимаясь к коленям старой женщины.
– Урхуды – сподручники тьмы, птичка моя, жрецы гнилой яджу, кои служили кровожадному королю Чарлагу, да не будет ему жизни после смерти, – подняла бабка морщинистую ладонь к закопченному потолку.
– Бабушка Ойхе, – обратился к ней Бренн, дуя на пальцы, обожженные горячей лепешкой, – а правду говорят, что Чарлага его дочка погубила? – Он прекрасно знал историю Лаара, но слушать рассказы старой Ойхе доставляло ему удовольствие не меньше, чем в детстве.
– Ну а то как же, – протянула бабка, – уж боле пяти веков пролетело-проскрипело, когда против урхуда Чарлага восстала его безвинная дочь принцесса Маф, носительница светлой яджу. А поддержал ее родной дядька – непорочный брат-близнец Чарлага – светлосильный Вермунд. Да и после смерти Чарлага еще сто лет сражалась Маф с гнилыми жрецами, зараженными скверной. И победила их светлой силой, ну, не без помощи, конечно, чародейского камня Шуулун Зэ, что тыщи лет назад отыскали в копях Змеиных гор.
Бренн вздохнул и снова принялся за лепешку. Учитель по истории Лаара рассказывал, что Чарлаг и Вермунд принадлежали древнему генусу Сарэй, представители которого обладали самой мощной яджу и правили Лааром с начала времен. После того, как в эпоху Раздора отважный Вермунд поразил своего брата-злодея, спасая племянницу, черные жрецы все же сумели погубить его – отравили ужасным ядом и извели всю семью и родню под корень. Но пресветлая Маф отомстила за любимого дядю, истребив скверну и жрецов-урхуд. С тех самых пор, что зовется эпохой Рассвета, камень Шуулун Зэ хранится в покоях каждой новой владетельницы Лаара. С помощью него и светлой яджу, текущей в ее жилах, нынешняя королева Элмера Милостивая держит в своих нежных ручках даже Орден Непорочных, но всегда послушна своему любимому супругу Красному Королю Готфриду. Мудрая женщина.
