Жить сердцем - страница 8



«Я получила двойку!» – прорыдала Айнаш.

Едва сдерживая улыбку, бабушка спокойно сказала:

– Жаным, так это же такая радость, кто бы принёс первую двойку мне если не ты? Это же так здорово. Представь, если бы люди получали всегда только хорошие оценки? Это же скучно и неинтересно. И совсем не важно, по какому предмету. Двойка – это как пятёрка, только из будущего. Ты её возьми в руки и поиграй с ней. А ещё лучше покушай и просто пойди и поиграй. Хорошенько поиграй, на улице. И увидишь, завтра ты скажешь этой оценке спасибо.

– И я не виновата? – спросила осторожно девочка.

– Конечно, нет, жаным. Я рада, спасибо тебе. Я так ждала твою первую двойку. И тройку можно, и вообще оценки в дневнике не так важны, как все думают.

Айнаш улыбнулась и протянула свои тонкие ручонки к любимой апашке. И тучи внезапно рассеялись, и выглянуло солнце.

Апашка была тоже очень статной женщиной. Видимо, эта стать шла из поколения по женской линии, потому что бабушка говорила, что её мама была отличным всадником и лихо управлялась с лошадьми и вообще любила животных, и тоже была как её породистые лошадки. Могла и лягнуть, если надо, и могла обскакать любого.

Бабушка очень много поведала своей внучке о наследии и жизни женщин их рода.

Когда Айнаш было лет пятнадцать и она только начала понимать, что уже не ребёнок, и замечать многие ранее не видимые вещи, она смотрела на апашку, любила наблюдать за ней, как она что-то делает, как ловко умеет делать домашние дела, как у неё всё спорится в руках.

Даже косички она заплетала с каким-то особенным шармом, вкладывая в каждое плетение какой-то важный смысл.

«Мы любили в детстве плести друг другу косы, – рассказывала апа. – Мама оставляла нам еду на целый день и уходила в поле, к своим лошадкам. Они были наши «кормилица», как говорила мама, и мы понимали это, и тоже их любили.

Нас было четыре сестры, и мы, заплетая косы, так проявляли заботу друг о друге. Бывало даже, специально убегали из дома с распущенными волосами в поле наперегонки, игрались, валялись на траве, хохотали, и потом, счищая траву и цветы с волос, заплетали друг другу косы и пели песни. И весь мир тогда принадлежал нам, мы выросли дружными и заботливыми. Поэтому для девочки косы – это её сила, и её красота, и её скромность. Красота девушки – в её скромности. Мне так Мама говорила», – вспоминала апашка.

И она до последних дней плела сама себе косу или просила внучку. У бабушки были длинные и густые волосы.

И когда повзрослевшая Айнаш решила срезать свою косу, это было для неё очень значимое решение. Все её долго и много отговаривали, но она заплела длинную косу и попросила её срезать, как бы давая шанс себе на новую жизнь, не такую, как у бабушки и мамы. «Почему я должна жить, как они? Почему я должна жить их ценностями и привычками?» – думала юная девушка. И это чувство сопровождало её всю жизнь.

Она очень уважала и любила этих двух женщин, но почему-то никогда не хотела быть похожей на них. Всегда сопротивлялась каким-то их взглядам и манерам. Как она уже поймёт позже, став взрослой, будучи на приёме психолога, она найдёт ответ на своё такое поведение. Оказывается, ей не нравилась их жизнь, как женщин, и как и в случае с косой, она отрицала это просто в силу своего бунтарского характера. Хотя порой, будучи юной, она испытывала иногда стыд за то, что бойко отвергала все их устои и нравы. Но всё равно делала всё по-своему. Набивая свои шишки, пробуя эту жизнь на вкус, выжимая сок по своему рецепту.