/ о. Николай уходит./
Погодите, отец Николай! Вы же не знаете где баталерка.
о. Николай: Простите меня грешного.
Старпом: Пойдемте, я вам покажу. Ряса у вас однако?.. Не долго покалечится на наших трапах.
/Уходят. На ют выходит Немцов. Появляются увольняемые: Пашин, затем Пересветов (они одеты в парадную форму). Выскакивает Галун./
Галун: Эй, Гришок! Пусты ходков на зэмлю! Нэхай идуть, Хрыстафоры их!..
/Галун уходит./
Пашин: /задумчиво/ Попробывал бы он не пустить… /Немцову/ А ты все пилигримничаешь, Немцов?
Немцов: Одному надежнее…
Пашин: Врешь! Тебе годковщина и жену, и мать заменяет. А мне девушка дарит настоящую свободу. Так справедливо.
Немцов: Знаете, что между нами общего, Пашин? Мы оба негодяи… Различие лишь в том, как вы о себе не знаете, что вы негодяй, а я о себе знаю… Вы себя обманываете, а я себя – нет.
Пашин: Крепостник.
/Пашин сходит по трапу на «стенку» и уходит. На корму выходит Пересветов./
Пересветов: /Немцову/ Француз, неужто век зарядил бобылем куковать?
Немцов: C`est la vie!4 Что поделаешь, если вы заняли первые места в партере и философу осталась галерка…
Пересветов: Не унывай, француз, будет и на твоем баркасе пирушка!
Немцов: У моряка одна жена – Смерть, и одна любовница – Жизнь…
Пересветов: Чудной!..
/Пересветов сходит по трапу на «стенку» и уходит в сторону противоположную той, куда ушел Пашин./
Немцов: Идите, идите, антиподы… Мир без вас скучен и пустынен, как гроб. Играйте эту суетную игру, делайте ставки. Просаживайте в прах остатки вашего ничтожного разума… Но, кто знает, может быть вам и повезет, ведь Бог несправедлив…
/Пересветов возвращается с Татьяной. Немцов неотступно и внимательно следит за ними с кормы корабля./
Татьяна: Только кивнул и, вот – прибежала. Я за тобой, как нитка за иголкой. Ни дать, ни взять – домостроевская жена, да и только. Просто чудо какое-то, как ты на меня действуешь. Ради тебя готова бросить музыкальное училище, отца, дом, босиком пойти… Хочу быть безвольной, покорной, подсапожной…
Пересветов: По какой же причине, раскрой секретик?
Татьяна: Не скажу.
Пересветов: Упрашивать возьмусь…
Татьяна: Тем более не скажу.
Пересветов: Тогда: «Отдать швартовы!» Прощай, любимая гавань!
Татьяна: Ну, ну! Погоди, погоди, годок! Отважный морячок, не боишься меня одну оставить?
Пересветов: Я ничего не боюсь!
Татьяна: Правда ничего?
Пересветов: Правда.
Татьяна: Вот и разгадка! За то Петю моего и люблю…
/Продолжительный поцелуй. Немцов нервничает на корме…/
Пересветов: Танечка моя, Танечка! Хоть и далече, милая, в сердце залезла, а ведь наврал я тебе. Была таки одна погибель, когда сдрейфил я… Конечно, то правда просоленная – Петр Пересветов, и по-первости на флоте, годкам в пояс не кланялся! Неужто теперь найдется какая собака чтобы обидела да жива осталась? Нет, не можно! Но, друга своего я предал…
Татьяна: Может не надо, Петенька, я вся дрожу…
Пересветов: Нет, поздно. Раз зацепила – слушай! Был у меня друг на коробке: родная душа, земец. Мы друг друга нашли скоро… Знаешь, когда ветер подует – камыш гнется. Так и у людей… Гляжу не гнется браток, всем штормам назло. Такой у нас характер: сломаться можем, гнуться – нет! Сдружились. Забортной водой не разольешь. Вот закончили учебку и кинули нас молодых на эсминец. Годки первым делом аттестаты отобрали. В шеренгу построили и давай борта мять… Дошли до Ивана – на! Он им в обратку – хрясь! Кинулись его месить. Я на выручку… И меня! И пошла кровавая потеха, что ни день – битва. Одногодки давно уже гальюны драют, шуршат, шестерят, а нас с Иваном врагам согнуть не обламывается!
