Живой Дагестан - страница 27

– Я коммунист! – возразил Рональд, но Владимир только отмахнулся:

– Все коммунисты – протестанты. У вас, немцев, это в крови, будь вы хоть трижды атеистами. Вечно пытаетесь переделать мир. Ну, за встречу.

Рональд сердито опрокинул рюмку, сморщился и закусил.

– Я вырос там, где люди стремились к лучшему. В ГДР у меня были государственные амбиции, а сейчас я вечно вчерашний. Наши братья с Запада пришли как оккупанты. Я погиб, мне пришлось уехать. Думал, Россия, моя большая любовь, поможет. Но и здесь нет цивилизации. Я привык работать, и меня за это не уважают. Никто не хочет трудиться, все хотят быть начальниками. А начальники здесь не работают. На это заместители есть. Спасти Россию может только немец. Но он слишком слабый, миленький, его зарежут.

Фотограф с аппетитом доел колбаску, раскурил новую сигарету и затянулся, щурясь от удовольствия.

– Как ты можешь быть довольным? – не унимался Рональд. – Ты не хуже меня понимаешь, что этот мир плох, но не хочешь его исправить. Я воюю со злом, избегаю его, а ты далеко не идешь, ты неподвижный!

Владимир отщипнул кусочек сыра, задумчиво прожевал и ответил:

– Это все забавы для протестантов. Мы, тенгрианцы, не изводим себя несовершенством мироздания. Вселенная большая, ее по красивым полочкам не расставишь. Хочешь перемен – измени себя.

– Но я могу быть полезен этому народу! Если мне дадут работать, я разбогатею. Тогда многие пойдут за мной, и всем станет лучше. А вместо этого я чищу огороды и воюю с индюками.

– Твоя беда в том, что ты всех учишь. С индейцами не получилось – взялся за ногайцев. Не жди, что мы станем такими же Рональдами. Всего сто лет назад мы в кибитках жили. И ушли от них подальше, чем нынешние немцы – от кайзеровской Германии. Никогда не строили – а теперь полюбили строительство. Наверстываем упущенное. Все тут будет как надо, всех мы догоним и все поймем. Ты только подожди. Лет эдак двести или триста.

Они еще спорили, но уже стемнело, и дом наполнялся картежниками. В центре фотостудии поставили столик, обтянутый сукном почти зеленого цвета. «Из пальто подруги», – загадочно пояснил Владимир, но в детали вдаваться не стал.

Вскоре сельский механик, а по совместительству – гений преферанса, скрестив на стуле босые ноги, яростно швырял карты на стол, любитель советовать – такие бывают на любой игре – подсаживался поочередно ко всем игрокам, а Володя невозмутимо курил сигарету за сигаретой.

– С кем вы играете? – картинно восклицал советчик после очередной победы механика. – Это ж куркуль, настоящий куркуль!

И тут же нашептывал сладострастно:

– Говори вслепую, в карты не смотри!

Механик то и дело переходил на ногайский. В длинных тирадах слышалось единственное понятное слово «кирдык». Со стены за нами задумчиво следили красивая черно-белая армянка, ногайская актриса в блестящей шапке и бледная Венера Милосская – в брежневские времена подруга из райкома раздобыла путевку на двоих и съездила с Володей во Францию: «Ходили по дегустационным подвалам провинции Шампань, дегустировали Moёt & Chandon, и все – по комсомольской линии!» Я хотел было уточнить, не от этой ли подруги осталась обивка на столике, но не стал.

– Кушай курдюк! От курдюка отрыжка приятная.

– Кто играет семь бубен…

– Я на мели сижу, а продавщица в кредит не дает. Что делать? Взял двигатель из гаража и сдал на металлолом. За полчаса пропил, зато хорошо стало…