Очевидно, не договорились о цене вопроса, кто-то кому-то не уплатил, потом все поехали на улицу Рубинштейна, на их какую-то штаб-квартиру.
Она оперлась на комод, я подошел к ней сзади, стринги. «Пожалуйста, возьми мой телефон, мой парень в море, он моряк, а мы давай с тобою встретимся, пока ты здесь». «Подожди, милая, ведь ты сейчас на работе». Серега подвыпивший ломился в дверь, а на нем висла и вопила эта полупьяная, громадная во все стороны Вика. «Это, да, Осканочка, да-да. Понимаешь, ты сейчас на работе», – вопила услышавшая нас Вика. «Это я сейчас я на работе, а потом.» Стоп!
Вошла Ангелина и вывела меня за руку в другую комнату. Она сняла с меня повязку, и я ничего не мог понять. Мне вкололи какое-то наркотическое средство, что со мной сделали? Куда меня повернули? Кто меня ведет за руку? А вот она, Лика, с закушенной губой. Да, нет же, нет, это тощая Лера с ногами у подбородка, и она говорит, как ее насиловали и накачивали наркотиками. А нет же, вот же эта странная рыхлая Софи. А вот Ива-Вета-Иветта с круглой грудью, нависающей надо мной там, в кухне. Нет, вот она вроде бы оделась и ведет меня за руку, куда это, дальше, нет-нет, вот она оказывается Изабеллой в жестком плиссированном платье, и в этом жестком плиссированном платье она садится сначала на диван, и я сажусь рядом с ней, а потом она вдруг вскакивает с дивана и ведет меня дальше, видимо, ведет меня к двери. И вот она постепенно начинает превращаться в ту Оксану с улицы Рубинштейна. Стоп!
– Ангелина, последнее воспоминание было не мое.
– У нас оно записано, как Ваше возможное воспоминание. Петербург 1996-й год, осень, вы ходили в ресторан с другом детства, потом поехали к нему ночевать, много выпили, потом сочинили всю эту историю про частный бордель на… сейчас проверю, это Питер… на улице Рубинштейна.
– И дальше?
– А дальше Вы вдруг проснулись рано утром, бежали по улицам, чтобы успеть на первый поезд метро, сели на второй или третий ранний поезд, приехали.
– Зачем?
– Проверить, жива ли ваша тетушка, она тогда уже сильно болела, а вы вроде взялись за ней ухаживать, для чего и приехали в Питер на месяц.
– Да, я помню, она была жива, она прожила еще две недели. Это было в 2007-м году. В январе. Тогда она была в забытьи, а позже утром она проснулась и спросила, где я был. Она ночью звала меня, я иногда поил ее компотом по ночам. Только от улицы Рубинштейна не надо ехать на метро. Можно на троллейбусе. Можно пешком. Скажите, Ангелина, где здесь выход?
1.
Когда она пришла домой с прогулки, ей сразу показалось, что чего-то не хватает. В бабушкиной квартире, которая всегда казалась ей довольно просторной, поскольку легко вмещала в себя ее, брата, бабушку и отца, все же никогда не было окончательно просторно: там обычно было не протолкнуться. От суеты бабушкиной места было мало, а от ее озабоченного квохтания все время шел такой легкий шум.
Бабушка была почему-то похожа на этих наседок у тети Лели в деревне. Немного тесно было еще от какой-то постоянной деятельности, в которой находились бабушка и отец, то вместе, то порознь.
Бабушка не могла быть не занятым человеком, она была заслуженной учительницей страны и настоящим всесоюзно признанным ботаником. Правда, брата любить больше, чем ее, звание ей не мешало.
Они с братом, конечно, в основном, бегали по двору. Зачем было вжимать себя в рамки взрослой жизни и все время фланировать по квартире по маршруту «комната-кухня-кухня-комната», как это делала бабушка то по каким-то хозяйственным общим делам, то по делам, конкретно связанным с обедом? Бабушка была дома. Почти все время. Лето. На лето они к ней и приезжали.
