Живые цветы - страница 20

– Да, в общем, я не знаю, что у Вас там дальше в графе «личная жизнь».

– А хочется чего-то поживей.

– Да, конечно. Тогда не двигайтесь.

– А что это укололо меня?

– Это инъекция, не волнуйтесь. Назовите одну букву – «В» или «И».

И-в-а. Она надо мной.

У нее большая грудь, с большими ореолами.

У нее большая грудь с большими ореолами, я несколько раз вглядывался и пытался отговорить себя, что у нее грудь имеет форму груши. Мы целуемся. Я лежу на полу, на лампу наброшена ее кофта. Я на кухне, где и буду ночевать, она только что – пять минут назад – сняла с себя футболку, лифчик, все это в первый раз, и это мне нравится, а за стенкой спит ее мама. Но я так не могу! Знаю, чем закончится эта история.

В ту минуту, как я руками касаюсь ее груди, я уже отказываюсь от нее. Ее имя на «И», Иветта, все зовут ее Вета, а я звал ее Ива, так звала ее в детстве тетя, но что это, ведь моя душа, пожившая за все это время, повзрослевшая, уставшая от сюжетов, сейчас она там и бьется внутри меня, колотится, как бы просит: «Выпустите меня! Выпустите меня! Я скажу Вам, что будет дальше!»

И душа знает, чем это все закончится.

Мы встречались полгода, потом томительно было расставаться, потом она поведала мне, что была влюблена в женщину старше себя. Я устал от всего этого и мгновенно разорвал наши отношения. Какие-то темные занавески, второй этаж нашего вуза, никто не зашел, она как-то чувственно завертывала меня в занавеску и завернутого целовала.

Мне кажется, со стороны я был похож на мумию…

Надо сейчас не гладить ее грудь, а сбросить ее с себя, схватить ее за щеки, сказать ей, что все прошло, все уже напрочь прошло, что эта история никуда не приведет, что не надо ее начинать. Сбросить ее с себя с этой голой грудью в темной юбке, под которой, как она мне уже намекнула, ничего нет. А какая разница, какая разница?! И то, что было тихо, наивно, неожиданно-нежно, но не тогда, а позже… а потом – ее уставшая душа, ее мужчины, эта влюбленность…

– Зачем Вы меня держите?

– Вы хотели сорвать повязку.

– А можно прервать сеанс?

– Пока нет. Рекордер должен показать Вам еще два воспоминания.

– Ах, вот почему он рекордер! Рекорд по записыванию воспоминаний! Рекорд оф рекорд, рикорди, рикорди ми, o sole mio!

– Мы и так запустили ускоренную программу, увидев, что Вы волнуетесь.

– Алевтина, то есть Ангелина, ускорьте еще, я попробую.

Я решил остаться у нее, и вдруг почти сразу она подо мной, голая… Ее зовут Изабелла, парень у нее в Англии. Я, конечно, был рад ее имени, есть такой сорт винограда в России, я еще очень скучал по России, по друзьям, по холодному Питеру. Дикий миндалевидный разрез глаз, слушает только вальсы Штрауса, а читает только «Винни-Пуха» по-английски. А как же так: парень англичанин, а она спит со мной? Еще любит одеваться в плиссовое платье, говорит с южным акцентом, это ведь Авиньон.

Еще она однажды хорошие испекла блины, и ее соседка испекла блины. Лицо соседки из памяти стерлось. В маленьких авиньонских квартирках жили крупные и хилые, тонкие и какие-то хриплые с круглыми или жестокими лицами южные девушки, я пробовал влюбляться в некоторых и бывать у них. Но ночевал тогда только у Изабеллы. Я тогда ведь еще работал билетером в авиньонском оперном театре. Ее отец снимал нас на фоне цветущего миндаля.

Вот и началось. Серега говорит: «Это Питер – город секса, наркотиков и рок-н-ролла». Когда закончилось оплаченное время, он сказал, что оплатит еще, а мы лежали на соседних гостиничных кроватях и мило болтали. Он со своей девушкой, я со своей, потом поехали вниз на лифте. Та, которую я взял себе, надела песцовую шубку и выглядела очень прилично. Мы съездили вниз за выпивкой, выпивку привез их водила, который там у них в команде. У нее были такие крепкие сиськи, похожие на яблоки, и небольшая арбузная задница. Назад нас не пропустили, камеры зафиксировали девочек, охрана их знала, да и понятно же, что профи из сферы услуг, той которая параллельна обычной сфере услуг, поэтому эти профи их сюда по второму разу не пропустили.