Они прибегали со двора тогда, когда их звали есть. Отчего-то стало тише в квартире, и она подумала: что это? Точно кто-то уехал на время или будто отодвинули какую-то мебель в сторону, как для помывки полов. Бабушка была где-то в глубине квартиры, на кухне что ли. Но пока она сама не убедилась, собственными глазами в том, что случилось, пока не поверила шепоту своего детского чутья, ей вспомнился прошлогодний петух.
2.
В то лето, как обычно, было в квартире не протолкнуться, что-то мешало – мебель, коварные привычки кота, охотившегося за ногами, угрюмость отца, а не только бабушкина говорливая суета. А ей хотелось в нас обоих за лето как-то внедрить свои привычки, свой жизненный уклад. Ее уклад уж точно казался ей посерьезнее того, что у золовки в Питере, куда она редко ездила, и на весь год ей оттого и хотелось внедрить в нас свое ощущение жизни.
С отцом они иногда крепко спорили, я старалась тогда этого не замечать, это Сашка все любил запоминать. Куда она его укусила, так что он ее двинул об кованный угол сундука, и потом все лицо посинело – это все Сашкины истории. Я этого не видела и, честно говоря, даже и не помнила бы, если бы Сашка мне свирепо и подробно потом не рассказывал про это раз шесть.
Помню, что мне никогда не было стыдно за отца, но мне было всего пять лет, а мама потом рассказывала мне про его запои, которые тогда и были.
Помню: приходим домой, а он висит в петле.
Я тогда испугалась, но мало что поняла. Тогда мне было только три года. А он как зашевелится: он вообще просто на стуле стоял, хотел просто маму испытать. Это я сейчас понимаю, что между ними уже года два шла трещина и что она разрасталась чем дальше, тем больше. А тогда я просто удивилась, что мама с нами в Тулу не поехала. Тогда, потом на следующий год и через год.
Вот так мы и приехали без мамы в Тулу одни.
Нет, конечно, как раз именно в тот приезд мне не за отца стыдно было, а за бабушку. Она тогда купила петуха и как-то торжественно это обставляла, кормила его моченым зерном, что-то давала ему прямо в клюв для того, чтобы перья были хорошие, а потом еще капала какие-то капли и давала ему что-то такое расклевывать, а в это моченое зерно она иногда прятала какое-то лекарство. Меня это совсем не удивляло. Я думала, что петух будет с нами жить.
Бабушка наша была как этот клоун из «Каштанки»: ей нужно было, чтобы у нее всегда были животные. И надо сказать, она о них очень хорошо заботилась. Поросенок Борька, кролик Царь, кот рыжий одноглазый и очень противный по имени Мишка. Но об этих зверях я как раз потом расскажу.
3.
Меня скорей удивляло то, что петуху никто имени не придумал. Хотя вроде он был четвертым членом семьи из разряда животных. Меня не расстраивало, что петух ничего не умел. Все-таки петухи не часто живут в городских квартирах, а он жил в нашей хлопотливой квартирке – это-то мне и нравилось. Вот кот, тот вообще был противный, о нем я и вспоминать не хочу, а поросенок Борька, например, умел стоять на задних лапах. Но он появился позже.
Так вот, в один прекрасный день отец пришел откуда-то злой, думаю теперь, что в кухне он еще поругался с матерью. А при нас он все время был сдержан. Опять он пошел на кухню.
Потом, смотрим, бабушка хватает петуха, прибегает с кухни отец весь красный и в руке держит топор, а бабушка кричит ему: «Давай! Я держу!» Мы сразу испугались. По крайней мере, я. Но и у Сашки глаза блестели, как у безумного, я помню. Так всегда было, когда он пугался чего-то или чем-то восторгался. У него одинаково безумно от испуга и от восторга блестели глаза.
