Мне нужны деньги на туфли для Элли. А не на выпивку. Я – мать, у меня есть обязательства. Я не могу пропить заработанные деньги и допустить, чтобы моя дочь ходила босой. Я и глазом моргнуть не успею, как сюда набегут работники социальной службы, а в местных газетах появятся заголовки: «МАТЬ СИДИТ В БАРЕ, А ЕЕ ЧЕТЫРЕХЛЕТНЯЯ ДОЧЬ ХОДИТ В РВАНЫХ ТУФЛЯХ».
– Я не могу. Сейчас у меня нет такой возможности.
– Бет, брось, только по паре пива! Ты же сказала, что Луиза заплатила тебе больше, чем обычно.
– Эти деньги нужны мне для Элли. Я должна купить ей туфли. Я забыла.
– За туфли расплатишься кредиткой. Тоже мне проблема! Ты что, превысила кредит?
– Нет. В том-то и дело. Они его опять увеличили.
– Они всегда так делают, если вносишь деньги вовремя. Здорово! Значит, ты можешь купить туфли и снять немного денег, чтобы выпить.
– Нет. Не могу. Потом мне с ними не рассчитаться. Ни за что, Фэй. – Я начинаю злиться. Что она понимает? Она не представляет, как я живу. У нее есть Саймон, он в любой момент дает ей столько денег, сколько нужно. Ей не приходится сидеть по ночам и проверять банковские распечатки, подсчитывая на полях, хватит ли денег, чтобы оплатить счет за электричество и купить стиральный порошок. – Ты не понимаешь, – резко бросаю я.
Меня подмывает добавить еще кое-что, но мне не хочется ссориться.
– Нет, понимаю, – тихо говорит она. – Я знаю, что ты так думаешь, но тебе это только кажется. Я все понимаю.
– У тебя нет моих проблем.
– Ты права. Но это не значит, что я не вижу твоих.
Мое раздражение мгновенно улетучивается.
– Извини.
Она моя подруга, моя самая близкая подруга, которая изо дня в день присматривает за моим ребенком и не берет за это ни пенни. Она никогда не жалуется и не говорит: «Извини, сегодня не получится. Я не спала всю ночь, потому что мой сын капризничал, у меня болит голова, дома черт-те что, и для полного счастья мне не хватает только еще одного ребенка». Когда Дэниел ушел и я в истерике позвонила ей, она, не раздумывая, примчалась, чтобы поддержать меня. Мы вместе учились в университете, вместе отходили нашу первую беременность. Мы знавали друг друга в лучшие и в худшие времена. Мы понимаем друг друга почти без слов.
– Извини, – повторяю я. – Просто я проторчала весь вечер над банковской распечаткой. Это просто ужас.
– Ты можешь взять еще работу? Днем? Или вечером? За Элли я присмотрю.
– Нет. – Я и так ее не вижу. Скоро она будет считать своей матерью Фэй. – Ничего. Скоро она пойдет в школу. Я справлюсь. Наверное, я не в духе из-за того, что не могу купить себе те туфли в «Фэйс».
– Те самые, с открытыми носками?
– Все равно мне некуда их надеть, так какой смысл?
– Смысл в том, чтобы доставить себе радость. Мы все этого заслуживаем. Если себя не баловать, жизнь будет мрачной и серой.
– Ладно… уговорила, давай сходим выпить в пятницу.
– Я угощаю…
– Ни за что. Ты права, не разорюсь же я из-за пары бутылок пива. Помнишь, как мы в первый раз пошли в бар?
– И денег хватило на полпива на двоих…
– Мы не смогли наскрести даже на порцию чипсов…
– А старый бармен сжалился над нами и налил нам еще одну кружку!
– Наверное, старому бармену было не больше тридцати! – замечаю я, и мы смеемся, а потом разом умолкаем.
Нам обеим скоро исполнится тридцать.
Какой я представляла себя в тридцать лет? Каким я видела свое взрослое будущее, когда сидела на лекциях по социологии, мечтательно глядя в окно?
