– Мы переезжаем. Мне очень жаль.
– Когда? Почему? Это связано с работой Бена?
Они любят свой Сельский домик. Луиза постоянно говорит, как они привязаны к этому дому, какой он удобный, как хорошо в нем детям.
– Работа Бена? – Она тихонько фыркает, точно я пошутила. – Да, пожалуй. Он только что сказал мне, – она начинает говорить торопливо, захлебываясь словами. – Мы по уши в долгах, Бет. Мы очень долго жили не по средствам, я об этом понятия не имела. Я знала, что нам нужно выплатить огромную ссуду, но он говорил, что все под контролем, что он работает сверхурочно и получает премии. Вся моя зарплата уходила на еду и на детей, остальное было на нем. Ссуда, счета… кредитки… финансовые соглашения… превышение кредита…
Я слышу, что она плачет.
– Ты не обязана мне это рассказывать, – говорю я растерянно.
– Это уже знает вся округа. – Она рыдает, не сдерживаясь. – Мы задолжали банку по ссуде, за неуплату у нас заберут машины, телевизор, музыкальный центр и мебель в гостиной. Мы не расплатились за двойные стекла и встроенную технику на кухне, и теперь против нас возбужден иск… За школу мы тоже больше платить не можем. Придется забрать оттуда детей.
– Господи, – говорю я. – Какой кошмар.
Настоящий кошмар. А я-то думала, что мне тяжело живется. Пожалуй, лучше ничего не иметь, чем иметь все, а потом лишиться этого.
– Мы продаем дом, – сообщает она. – Постараемся сделать это как можно быстрее.
– Где вы будете жить?
– Не знаю. Снимем какую-нибудь квартирку поменьше.
Она шмыгает носом и добавляет:
– Мне так жаль, Бет. Я знаю, тебе нужны деньги, но…
Похоже, ей они сейчас нужны куда больше.
– Это не важно, – вру я. – Я могу тебе помочь?
– Это можно, – вздыхает она. – У нас накопилось огромное количество барахла.
Кому-кому, а мне это известно.
– Помочь тебе укладывать вещи?
– Нет. Нам придется от них избавляться. Я хочу, чтобы ты заехала и взяла, что тебе нужно.
Мне становится неловко. Мне в самом деле хочется ей помочь. Она такая милая и совсем не заслужила этого. Но то, что есть у нее дома, мне не по карману. Даже если она отправит свои вещи на распродажу, я все равно не смогу себе этого позволить.
– Я… я даже не знаю, – бормочу я. – Может быть, что-нибудь я бы и взяла. Но с деньгами… тебе придется пару недель подождать… извини, но…
– Бет, – восклицает она, и ее голос больше не дрожит, – бог с тобой! Я не собираюсь брать с тебя деньги! Ты моя подруга!
– Но…
– Ты столько времени заботилась о нас, убирала наш дом, ни о каких деньгах и речи быть не может. Ты же не виновата в том, что случилось. Все, что мы можем для тебя сделать, это отдать то, что сгодится для Элли; я говорю про вещи, из которых выросли девочки. Иначе придется все это выбросить. Я прошу тебя об одолжении – заскочи к нам и забери хотя бы часть.
– Но их можно продать. У твоих детей такие великолепные вещи – отличная дорогая одежда, – это целое состояние. Дай объявление в газету…
– На это у меня нет времени. И нет места, чтобы все это хранить. Прошу тебя, Бет. Я буду тебе очень благодарна. У меня нет сил помимо всего прочего заниматься еще и этим.
Я не знаю, как быть. Мне хочется ей помочь, но я не могу пользоваться тем, что у нее стряслась беда.
– Приезжай завтра, в обычное время, – продолжает она, словно мы обо всем договорились. – Я возьму выходной. Ты поможешь мне разбирать вещи… Ах нет… Завтра не получится. Завтра у нас встреча с управляющим банка. Давай в понедельник, Бет. Прошу тебя! Мне так нужна твоя помощь. И хочется с кем-нибудь поговорить.
