Жизнь Гегеля. Книга первая - страница 21

Абстрактная теория хочет дать понятие реальности, но при этом отгораживается от нее как от реальной абстракции. Ее самым смелым выразителем является нынешний Шеллинг, который называет свою нынешнюю философию экстрасенсорной философией, избегая лишь определенности конкретного, понятия природы и государства. Поэтому у него, с одной стороны, абстрактная онтология, его современная модификация аристотелевских принципов, которую он теологизирует; с другой стороны, абстрактный эмпиризм, его современная философия откровения, в которой он некритически признает истинность фактов традиции и требует необходимости веры. Поэтому он отличается от абстрактной онтологии этим эмпиризмом, от абстрактного эмпиризма – этой онтологией; от обоих отрицательно – дополняющим его отсутствием метода, положительно – постулатом абсолютной воли, не связанной с разумом.

Абстрактная практика абстрагируется от истории действительности, отворачивается от всякой метафизики как от бесплодной задумчивости и сразу же бросается на потребности и наслаждения человека, на его сердце и разум. Во главе последнего стоит Людвиг Фейербах, чья философия будущего открывает перспективы для счастья человеческой личности лишь в согласии чувственности и понимания, и которая возводит осязаемость в критерий реальности, в абсолютную форму истинного. Насколько же вернее учение того, кому эта абстрактная практика в иных случаях склонна отдавать дань уважения, – учение Спинозы, который говорил, что мы добродетельны, если и потому, что блаженны, а не блаженны, если и потому, что добродетельны, и который сделал адекватное познание идеи принципом практики!

Фейербах – самый яростный, самый блестящий оппонент Шеллинга, но он согласен с ним в том, что избегает превращения науки в систему, в органическую реализацию знания. Он упорствует в утверждении эмбриональных обобщений и поэтому не может оказать того влияния на дальнейшее развитие философии, которое mcm мог бы ожидать от той энергии критики, с которой он появился. Как и нынешний Шеллинг, он не занимается более пристальным изучением ни природы, ни государства. Потому что он сразу же начинает с человека, «как он идет и стоит», и приступает к исследованию бытия, бытия-возможности и бытия-цели, непредсказуемого и воображаемого бытия и т. д., как амедилювианской фантазии. Поскольку он начинает как амедилювианский фантом, он кажется более доступным, более практичным, более гуманным, более домашним, чем Шеллинг, который радует себя изобретением процессов в самом подлунном мире божества и умеет пленить многих загадочным ликом посвященного в предмировые процессы. Эта мифизация теологии как христианской ипостаси аристотелевских причин является для Фейербаха «простой фикцией, поскольку он мог бы сказать вместе с гётевским Прометеем против шеллинговского Бога:

Здесь я сижу, создаю людей

По своему образу,

Род, который мне подобен,

Чтобы страдать, плакать,

Чтобы наслаждаться и радоваться

И не обращать внимания на тебя,

Как я!

Все четыре стороны, абстрактная онтология и эмпиризм, теория и практика, сходятся в том, что они являются абстрактными теологами, потому что они презирают знание конкретного и используют его максимум в качестве примера. Они предпочитают обсуждать разницу между верой и знанием, откровением и разумом, божественным и человеческим, христианским и естественным, теологией и спекуляцией, учением о Троице и деизмом, трансцендентностью и имманентностью и т. д., и не могут избежать трений с теологами. Единственным из них, кто хотя бы в одном пункте прорвался сквозь абстракцию, был Вейссе с его «Жизнью Иисуса». Я называю теологию этих партий абстрактной, потому что она не проработана ни одной теологической наукой, и поэтому ведет себя теологически так же, как и философски. Такие абстракции часто сами по себе совершенно истинны, но они не таковы в контексте всей совокупности знания, ибо в этом случае они ограничены другими установлениями. Их вдохновляющая безусловность исчезает. Поскольку они слишком общие, они остаются бессильными и накладывают Delion на Offa. Разве не любопытно, что все четыре противника гегелевской системы также сходятся в провозглашении любви? Философия Гегеля могла бы сделать это с тем же правом; она не противоречила бы сама себе". Моя наука зависит не только от таких назидательных обобщений.  Разве не любопытно, что все четыре противника гегелевской системы также сходятся в провозглашении любви? Философия Гегеля могла бы сделать это с тем же правом; она не противоречила бы себе". Моя наука зависит не только от таких назидательных обобщений. Если мы считаем, что Шеллинг и Фейербах абсолютно отталкиваются друг от друга, мы должны также заключить, что любовь, которую они проповедуют, не может быть одной и той же; но мы узнаем это, только если они построят нам государство, этическое сообщество. Теперь, абстрагируясь от любви, они могут относиться к гегелевскому государству с презрением, пропуская в нем любовь; но если бы оно зависело от конкретных определений, благородство этой всеобщности вскоре было бы утрачено, как это мы недавно испытали с понятием брака.