Я профессионально бряцанул ключами, открывая заветную витрину, и без раздумий достал типажную холёную фотографию.
Она долго рассматривала губы, особенно её поразили вкрапления седины в шкиперскую бородку и огнеопасные глаза, бросила усталый взгляд на подробное резюме, вытащила импозантную пачку купюр, пережатую заколкой с бриллиантом, поцеловала кольцо, видимо, на удачу, и мурлыкающим голосом томно излила из себя:
– Да, – протянула она, – Он шикарно подходит к кольцу… Телефон… Сдачу оставьте себе, умница.
Перевалочно, переходя кирзой на широкий шаг, двигался через вдох-выдох человек.
Роста он был трёхаршинного, на спутанном чубе веселилась блёклая мошка.
Горизонт был недосягаем.
Сколько раз, да не счесть, он пылил по пустынной колее песчаной дороги, с одним лишь- умыслом, забраться, дойти за тонкую линию, будто похмельной рукой вычерченную и отделяющую, как нож филе неба, от костей перелеска.
Он видел, как туда съезжало, словно разбитое яйцо по стеклу, жёлтое негреющее солнце.
Видел он и птиц, вылетавших косой из глубин между красными пролитыми на небо тучами и лесом.
Однажды он остановился, вдруг почудилось: был он здесь.
Неужто круг навернул, виток?
И мотая головой, он всё не мог поверить, что грань недостижима, что иллюзия приближения лишь-игра разума.
Тогда он скинул грубые боты и побежал, да так быстро, что горизонт не успел отдалиться, и он, как заворожённый, встал на выступе и зрел пустоту туманную.
Сделав рывок, он нырнул в мясистую неопределённость, раскинув иксом ноги и руки.
Приближались звёзды, он задевал полумесяц и летел в космос.
– Смотри, смотри – комета летит…
– Э то не комета, это звезда падает, – глядя в окуляр линзы, подытожил ученый.
На небо наползала ночь, звёзды светили ярче обычного, дорога озарилась сметанным светом луны.
Дайте мне кусок неба.
Синего, как перезревшая бирюза.
Где то между шаловливых туч.
И никаких облаков, в которых запутываешься, словно в путаной сети женских колготок.
Жирного, будто его намазали толстым слоем на небосклон и никто кроме него не чувствует аромата свободы.
Без этого огнепышущего обруча солнца, такого непостоянного, как грибной дождь в лицо.
Погода слизывает его ком в месиво коричневых желейных облаков.
Оно силится прорвать плотную завесу, да куда там лишь подкрашивает хной завитки белокурые.
Дайте мне кусок неба, и я как в детстве распорю его синь самолётиками оставляя на своём куске дымчатые шрамы.
А ещё я буду танцевать, пиная ногами пятнистые молниедышащие тучки.
Дайте мне кусок синего неба, ведь его жизнь так коротка, как зимний день, выкраивающий тени молочными фонарями.
Подарите мне счастье видеть синее небо сквозь решётку окна.
Улыбка разрезает рот
Клыки наточены веками
Вампир смакует красный мёд
Вцепившись в волосы руками…
Худосок Автогравич давненько не впитывал кровь.
Страшно чесались клыки, он пробовал на ощупь содрать верхний слой надфилем, но узенький напильник стачивался о вековые острия.
Помнится, лет пятьдесят назад, пробовал он морфинистую кровушку, какое успокоение и негу выпытал он тогда.
Это вам не водочки черпануть наученным ртом!
Евпатория Судаковна, ещё будучи живой, страсть как любила морфинчик пригубить, причём не в шутку, а в отключку, до аморфных сновидений с вампирами и нечистью.
Как раз во время очередного сеанса плавно будто, подкожно врывается шприц, вонзил в неё зубки Худосок.
