Милочка смотрела на свои худые руки и выпирающие ключицы. Думала о том, что было бы лучше припрятать вот это все под тканью платья или какой-то накидки. Но тут же поняла, что любая модификация наряда только испортит его!
Коробка с театральным гримом лежит в ящике туалетного столика и придется немного потрудиться над открытыми участками тела, сгладить перепады в цвете кожи и уменьшить тени.
Перевела взгляд вниз и тяжело вздохнула.
Платье доходило до середины щиколотки! И просто кричало о том, что к нему нужны, нет, необходимы туфли-лодочки на шпильке! Каковых у Милочки отродясь не было. Перерывать содержимое обувного шкафчика глупо и бессмысленно. Людмила помнила его содержимое наизусть.
«Ну что же», - подумала, горько усмехнувшись, - «Остаются сапоги-дутыши, кроссовки или домашние тапочки. Потому как обуть коричневые туфли на низком ходу – еще хуже».
Милочка сняла платье, решив озаботиться выбором обувки во время макияжа и села к туалетному столику.
Она накладывала макияж тщательно и неторопливо. Времени в запасе было предостаточно и спешить некуда. Главное – не переборщить, но постараться срыть все дефекты кожи, что после нанесенных утром кремов оказалось не такой уж непосильной задачей. Подумала о том, что Звездинская права, тратя огромные суммы на средства по уходу. Кожа лица и плеч стала шелковистой и гладкой. Гуда-то пропала сетка морщин под глазами.
Иногда она вздыхала, потому как проблема с обувью и не думала решаться сама собой.
Напялить кроссовки или тапочки – значило явно и с издевкой ткнуть носом Тимура в свою же бедность. А делать это Людмиле хотелось все меньше и меньше.
В последний раз тронув скулы пушистой кистью с румянами, Милочка взглянула в зеркало и осталась довольна своими трехчасовыми трудами. Макияж был идеален! Она порадовалась, что в свое время не пренебрегла советами театрально гримера, а постаралась запомнить все, о чем ей говорилось. Посмотрела на часы. Половина пятого. Самое время одеваться.
Вышла в прихожую, достала свои коричневые туфли, так хорошо гармонировавшие с «парадным» костюмом, протерла их бархатной тряпочкой, смахнув невидимые следы пыли. Завязала бантиками тонкие шнурки.
Уже более спокойно снова приступила к рассматриванию своего отражения в зеркале. Подумала:
«Конечно, туфли на шпильке были бы лучше, но и так совсем не плохо», - вынула из шкафа шерстяную шаль, связанную крючком вахтершей училища специально для неё. Накинула на плечи.
Как бы там ни было, а идти к машине, которую пришлет Тимур, в платье с открытыми плечами – повеселить всех соседей, которым приспичит увидеть её именно в это время. Надевать старенькое пальто – и того хуже! А шаль… почему бы и нет? Винтаж и эксклюзив.
Вздрогнула, услышав дверной звонок. Снова взглянула на часы. Ровно пять вечера! Шагнула к двери.
- Тимур Айдарович велел вам передать! – водитель, стоявший на пороге, протягивал ей какие-то две коробки. Окинул её оценивающим взглядом.
- Что это? – Людмила устала удивляться и вгонять себя в рамки приличий.
- Не знаю, - пожал плечами водитель. – Но если хотите взглянуть – поторопитесь. Боюсь, что на выезде из города снова будут пробки.
Милочка, забыв пригласить водителя войти, быстро вернулась в комнату.
Она рассмеялась, но не ехидно, как вчера вечером, и не горько, как сегодня днем, а весело и радостно, когда вынула из первой коробки туфли. Как раз такие, о которых грезила, примеряя платье.
