Вот в эту школу и бежал пятого марта 1953 года семиклассник Лёнька Сугробин. Бежал в школу четырнадцатилетний мальчик обеспокоенный болезнью вождя, вступлением в комсомол и подготовкой к экзаменам, которые в седьмом классе, как в выпускном для неполной средней школы, должны были состояться по одиннадцати предметам. Но экзамены были небольшой тревогой. К ним все привыкли: уже в четвёртом классе было четыре экзамена за начальную школу. А вот Сталин?! Как же он так мог заболеть?! Как без него?
Три урока прошли, как и во все последние дни – негромко, не шумно. В начале четвёртого урока включилось школьное радио и голос директора объявил построение всей смены на общую линейку. Классная руководительница, учительница географии, чей урок и был прерван объявлением, подняла учениов и «Седьмой – А» проследовал в широкий коридор первого этажа, где всегда состоялись общешкольные построения. Несколько минут шеренги стояли молча и ждали. Потом в голове строя появились директор и парторг. Парторг Николай Максимович, учитель физики, боевой офицер, на занятия ходил в гимнастёрке с орденами Красного знамени и Красной звезды. Ученики его любили, потому что физику он иллюстрировал примерами из практической жизни. И многие школьную теорию успешно применяли в обиходе, и оттого физика становилась ещё интереснее. Сейчас он был бледен и, как показалось Лёньке, растерян. Прошла ещё минута. Наконец Николай Максимович западающим голосом произнёс:
– Дорогие ребята! Большая беда случилась. Сегодня умер наш вождь и учитель, наш великий руководитель и вдохновитель всех побед советского народа Иосиф Виссарионович Сталин.
Слова давались Николаю Васильевичу с большим трудом. Он всхлипнул. Две или три девчонки ударились в рёв. Остальные стояли молча, многие шмыгали носами и даже гордые десятиклассники тёрли глаза. Лёнькина классная стояла у окна напротив своего класса и, достав платочек, всхлипывала.
– Дорогие ребята! – взял слово директор. – Сегодня занятий больше не будет. Нет сил никаких, и разум ещё ничего не приемлет. Идите домой. И безнадёжно махнув рукой, директор взял под руку парторга, и они пошли в директорский кабинет, сгорбившись и став ниже ростом.
Ни с кем общаться Лёньке не хотелось, и он сразу вернулся домой. Отец читал газету и дымил толстой самокруткой.
– Умер вождь-то!? – толь спросил, толь сказал он, когда сын появился в комнате.
– Умер, – буркнул Дёнька. – Как вот теперь?
– Не дрейфь! Было бы кем править, а правители найдутся, – сказал отец и выпустил клуб дыма, заполнивший половину комнаты.
Лёнька проглотил слюну и промолчал. Иван Макарович воевал три года за Россию с немцами в первую империалистическую, потом воевал в гражданскую в Красной армии на разных фронтах и уволился только в 1921 году уже из первой конной, сумев уцелеть после её рейда в панскую Польшу. Его направляли на курсы красных командиров, но он устал от войны. И хотя ему не пришлось больше учиться, а только ещё повоевать в Великую отечественную, ум его был ясен, а огромный жизненный опыт, после личного участия во всех великих катаклизмах великого века, формулировал его слова чётко и справедливо. Лёнька редко разговаривал с отцом о прошлом. Зная основные вехи его жизни, его родных и родных матери, он понимал, что все они приняли новую власть как свою. И «последыш» родился самых «красных» кровей. Старший брат отца в суровые двадцатые годы был начальником уездной милиции, два брата матери были председателями колхозов, младший брат отца стал кадровым военным и в оккупированном Берлине был какой-то шишкой при коменданте. Но отец у Лёньки видал, испытал и знал о своей эпохе больше многих. Знал то, о чём не пишут в книгах и тем более в учебниках. Знал и больше молчал, чем говорил. А сейчас сказал, что правители найдутся, и Лёнька не вякнул, хоть сердце его обливалось кровью от печали по великому Сталину. И он не понимал, как это страна будет жить без Сталина. Он вздохнул, бросил сумку с учебниками под стол и достал с полки книжку рассказов любимого им Джека Лондона.
