Я был, в тупике, не знал, как выйти из этого положения. Да и сам еще не совсем окреп, хотя врачи настоятельно рекомендовали:
«Деревня вас, Василий Матвеевич, вылечит. Рана, конечно, у вас серьезная. Поезжайте».
Послушал я этих врачей. Теперь, вот, жена обиделась, на весь этот белый свет. Как что, сразу переходит на крик.
«Я не верю! Не верю, чтобы в нашей стране, когда-нибудь восторжествовала справедливость! Семьдесят три года мы строили социализм, что вышло?
И вновь, этот ее упрек:
«Забыл, забыл, как тебя в юношестве? Где ты видишь эту справедливость? Да особенно, в нашей стране. Не видишь, что они со страной сделали?
Как мне такое ее обвинение изменить? Знаю ведь, она это все из-за обиды. Но, тогда как мне было ее понимать? Сама же, сама еще, когда жили в Магадане, перебивая меня, кричала:
«Страна у нас замечательная. И люди открытые».
Но когда она мне это говорила? Ведь прошли эти славные времена, когда сосед, видя, что его сосед строит дом, брал топор и шел к нему без приглашения помочь. А как пришли эти времена, недоразвитый капитализм, с людьми в их мозгах что-то произошло. Теперь сосед к соседу, не идет. Видит его горе, радуется, скалит зубы, да еще в придачу, старается подставить подножку, чтобы он еще по страшнее пострадал и переживал.
Мы стали в стране не обществом, а черт те знает, кого превратились: куда погонят, туда идем. Как стадо. Преемника хвалят, возносят захлебываясь, эти пропагандисты из телевизора. А мы, следом за ними, хлопаем ладошками, радуясь, что у нас такой «правильно» говорящий, выборный нами начальник. В общем, в детство снова впали, как во времена советов.
Вот что хотела сказать мне моя жена, когда кричала в трубку.
Я сижу на крылечке веранды, на своем излюбленном месте, курю сигарету за сигаретой. Никак насытиться не могу. Во рту уже горечь от этого никотина, но остановиться не могу. Отбросил сигарету, хотел уже за вторую, раздумал, вытащил из кармана телефон, машинально набрал номер телефона жены. Отзыва долго не было, но она, все же, подключилась, сразу с тревогой перебила мое «Алё».
– Ты, дорогой? Ты где? Ты же меня сейчас разбудила. Забыл разницу времени? Где ты? Все еще в больнице?
– Нет, дорогая. Я уже выписался. Сижу на крылечке в деревне.
– Зачем? Что ты там делаешь?
– Курю. Мне без вас трудно. Ты это понимаешь?
– Снова упрекаешь. Сказала я, и сейчас скажу, не могу, не хочу! Не хочу! У меня здесь работа, студенты. Дочь учиться. Нет, нет, Василий. И еще раз, нет. Я не хочу подвергать опасность. Не обижайся. Я не приеду, пока в стране не наведут порядок. Я боюсь. Боюсь…
И разрыдалась.
Долго я слушал ее всхлип. В конце – концов, видимо, нервы у нее не выдержали, отключилась. И снова эта мучительная тишина установилась в моем родительском дворе. Жалко бурьянов, я все их в прошлый раз скосил. Поэтому, шальной ласковый ветерок, вольно бьется об забор.
«Господи,– шепчу я, проведя рукою по растерянному своему потному лицу. – Дай мне силы и знание, чтобы я очередной раз не совершил что-то непредсказуемое?»
Но душа моя молчит. Не желает со мною общаться, и даже, Мария – Стюарт, которая, когда я мучился, искала эту истину, забегала в мою душу, а оттуда нудно, требовательно кричала на меня.
«Вася, Васенька. Откуда это твое золото?»
Она молчит, не мучает меня своими расспросами. Видимо, и она, наконец, тоже обрела свое успокоение. Когда ее мать, теперь и моя, нашла вновь то равновесие, которая делает нас разумными. Видимо, она оттуда, в небесах увидела нас двоих счастливых, наконец, обретших настоящее счастье.
