Кульков опешил. Он мгновенно растерялся, совершенно не зная, что ответить на такое идиотское, по его меркам, изречение. Василий внимательнее всмотрелся в то место, откуда услышал эту невероятную несуразицу, эту нелепицу, пытаясь получше разглядеть спесивую начальницу кабинета статистики. Из угла блестели только очки. Всё остальное расплывчато рябило и смутно просматривалось… Или у посетителя в глазах помутнело…
Но вот что-то там, в самом конце комнаты, скрипнуло и слегка зашевелилось.
Пациент резко мотнул головой и напряг зрение. Ну-ка… ну-ка… что там…
Хозяйка высокой причёски и круглых очков с ярко блестящими стёклами всё так же сидела на стуле с невозмутимым видом и надменно глядела на него. Каланча из жидких волосёнок была, по всей вероятности, укреплена чем-то жёстким изнутри. Может, проволокой железной, медной или алюминиевой, пластмассовой безделушкой типа ракеты детской, этажерки игрушечной или ещё чем-то таким стойким и мощным… или… или обыкновенной деревяшкой, подходящей для этого. Иначе бы она просто не устояла.
Женщина, положив руки на стол, смотрела вроде бы на Василия Никаноровича, но её странный и ужасающий взор был устремлён куда-то чуть выше и намного левее головы стоявшего перед ней мужчины. В общем, она смотрела вовсе не на него, а совсем куда-то в сторону. Василий невольно повернулся в направлении её взгляда, – может, там кто-то другой находится… Нет. Там никого нет. Не видно. Только белые стены, да сестричка в беленьком халатике и с дурацкой фиолетовой чёлкой, нависшей над узким бледным лбом.
Кульков не мог понять, как ему поступить в данном случае, как разговаривать с человеком, который смотрит непонятно куда, только не на него. Их глаза вообще ни разу не встретились. Даже не пересеклись в окружающем пространстве. Толстые стёкла её очков увеличивали так, что за ними виднелись огромные чёрные зрачки в радужном обрамлении и красные прожилки по белому полю. Но смотрели они – мимо… Мимо Васиных глаз. Мимо лица. Мимо его самого. Мимо посетителя. Мимо пациента. Ого! Вот как! Вот это да! Параллельный взгляд! Вот так так… Васе стало не по себе, холодок по спине пробежал, и он отвернулся. При этом, однако, успел разглядеть, что одно стекло в её очках было очень толстое, а второе – ещё толще.
– Вы что, не слышите меня? Я вам русским языком говорю: идите и разденьтесь!
Василий Никанорович опять-таки не понял, к кому она обращается и с кем она тут разговаривает. И почему она всё так же смотрит куда-то влево от него. Что это такое? Он снова инстинктивно проследил за её взглядом, но там опять никого не было. На всякий случай обескураженный происходящим человек огляделся вокруг, посмотрел по другим сторонам – там тоже никого. Только он, Кульков Василий Никанорович, который зашёл в этот кабинет для того, чтобы им справку предъявить. Да их двое, в халатах белых.
Кульков стал анализировать, почему эта упрямая вредина, эта гадина, эта мымра, эта чёртова статистическая начальница с океанским маяком на голове ему так сказала, почему она отправляет его в раздевалку; он же сейчас стоит здесь без верхней одежды. Как и положено. Почему она это делает? Почему она настаивает на этом? По! Че! Му! Да-да, с какой такой стати. Ведь это же она именно его отправляет раздеться! Да-да! Его! Пациента! Больного человека! Кулькова Василия Никаноровича! Старшего охранника! Его, недавно раздевшегося в местном гардеробе, отправляют опять (или снова) раздеться в том же самом гардеробе! Ахинея какая-то. Зачем? Для чего? Невозможно понять… Его, раздетого, стоявшего тут с двумя замечательными справками, отправляют раздеваться! Да-да! Раздеваться! Именно! Его! Кулькова! Именно его! Кроме него нет посетителей в этом кабинете… Ни-ко-го!! По-че-му она это делает… По! Че! Му!
