Жизнь русского обывателя. От дворца до острога - страница 79

Нельзя было простить небрежного к себе отношения, но можно было обворовывать казну и солдат, не платить долгов, в кровь избивать солдат и матросов.

Вероятно, пестрая офицерская мораль вызвала к жизни такое явление, как офицерские суды чести, которые имели право исключать из офицерской среды недостойных лиц; о таком суде выше уже упоминалось в связи с дуэлями. Учреждены суды были в 1863 г. и преобразованы в 1894 г. Подлежали их компетенции, правда, только обер-офицеры, поскольку считалось несовместимым с основами воинской дисциплины и субординации, чтобы штаб-офицеры подвергались суду подчиненных им субалтерн-офицеров. В компетенции судов были поступки, несовместимые с понятиями о воинской доблести и чести или изобличавшие отсутствие в офицере правил нравственности и благородства, а также разбор ссор и обид между офицерами. Так что штаб-офицерам, не говоря о генералах, можно было совершать поступки, несовместимые с понятиями о доблести и чести. Из всех офицеров части на год избиралось пять-семь человек. Суд производил только дознание и происходил при закрытых дверях в присутствии обвиняемого. Приговор в тот же день предоставлялся командиру полка, который и решал окончательно, подлежит ли обвиняемый удалению из полка и исключению из воинской службы. Жалобы на суд не принимались. На кораблях во время заграничного плавания подобные дела рассматривались кают-компанией, предлагавшей виновному подать в отставку ко времени прихода в первый же порт; не исполнившие этого требования списывались с корабля.

Даже вылощенные офицеры-аристократы гвардейских полков, не говоря уж о забубенной армейщине, особенно из бурбонов, не стеснялись собственноручной расправы с нижними чинами по пустяками (за серьезные проступки следовали и серьезные наказания). В первой половине XIX в. лишь в редких полках, например в лейб-гвардии Семеновском, которым некоторое время командовал будущий император Александр I, мордобой был не в моде. Даже во второй половине XIX в., когда отменены были телесные наказания и собственноручная расправа была прямо запрещена законом, «дантисты» были не в редкость. В основном, к концу столетия нравы смягчились настолько, что товарищи презирали дантистов и подвергали их остракизму, а командир мог сделать любителю мордобоя серьезное внушение и даже предложить выйти из полка, так что приходилось скрывать свое пристрастие к рукоприкладству. В начале ХХ в. в гвардии мордобой был среди офицеров практически искоренен, тем более что здесь служило много членов императорской фамилии, и при них давать себе волю было совсем неудобно. Что касается матерной ругани по отношению к солдатам, то она царила повсеместно. Особенно отличались страстью к сквернословию и мордобою моряки, что объясняется экстремальными условиями службы на парусных кораблях. Опять же в гвардии к началу ХХ в. матерная брань вышла из моды, и командир полка мог указать офицеру, что оскорбление солдата, несущего службу престолу и Отечеству, неуместно – это значит оскорблять свой полк.

Более или менее интенсивная общественная жизнь офицеров проходила в офицерском собрании – некоем подобии клуба. Собрания существовали в каждой воинской части для взаимного сближения офицеров, устройства развлечений, удешевления жизни и содействия военному образованию. Все офицеры непременно были членами собрания, а военные врачи и чиновники посещали его на правах временных членов; в собрание могли приглашаться и посторонние лица – помещики, чиновники, врачи и т. п. Средства на содержание составлялись из казенных сумм, членских взносов, штрафов за карточные игры и т. д. Хозяйственной частью заведовал распорядительный комитет из трех членов, а для непосредственного заведования избирались заведующий столовой, библиотекарь и пр. Но, разумеется, собрание находилось в городе, где стоял штаб части и было его командование, а ведь роты, батареи и эскадроны по неимению казарм зачастую располагались летом на «просторных квартирах», а зимой на «тесных квартирах» – по маленьким городкам, местечкам, селам и даже деревням, по домам обывателей, а летом иной раз и по сараям. Какое уж тут собрание, какая библиотека?!. Кроме сивухи из трактира или даже сельского кабака да карт – никакой общественной жизни. Значительно лучше было положение морских офицеров: зимой – в большом портовом городе, базе флота, а во время летней кампании – в кают-компании корабля. Правда, карты на кораблях не допускались, да и с выпивкой также дело обстояло непросто: вахтенная служба шла круглосуточно, а председатель кают-компании, старший офицер, строго следил за атмосферой. А если хочется в карты – пожалуйста, в штурманской рубке их много – морских: повышайте свой профессиональный уровень. Зато в кают-компании было фортепьяно, была корабельная библиотека, и даже можно было в складчину нанять учителя английского языка – это поощрялось. Недаром морские офицеры считались намного более образованными и воспитанными, чем сухопутные. Обстановка в кают-компании была свободная, без чинов и субординации, тем более что командир корабля не был ее членом и его только могли приглашать на совместный обед или ужин: прием пищи по каютам запрещался, и только командир ел в одиночестве в своей каюте.