Жизнь солдата - страница 7

Когда я с НП вижу издали идущий колесный пароход, я стремглав бегу на берег, чтобы поближе смотреть на него. Это ведь был редкий гость на нашей реке. Интересно было смотреть, как образуются волны, как они приближаются и разбиваются о берег. Перед мостом он давал гудок и наклонял трубу к палубе, чтобы случайная искра, вылетающая вместе с дымом, не подожгла мост.

Бегал я к берегу реки и тогда, когда к нему приставали грузовые катера. Они тянули за собой баржи или плоты. Я страшно завидовал матросам в полосатых тельняшках, а про себя мечтал когда-нибудь тоже стать матросом. Однажды такой катер нарисовал Изя Плоткин – старший сын того Плоткина, который работает вместе с моей мамой на хлебопекарне. Изя учится в Ленинграде на художника. Художником я тоже хотел быть. В тот день Изя пришел на наш двор с плоским чемоданчиком и уселся против стоявшего у берега катера. В чемоданчике оказались краски да кисти, а под крышкой была белая бумага. Вот на этой бумаге он за пару часов в точности изобразил этот катер. Картина получилась мрачная, в то время как вокруг было светло и солнечно. Но Изя ушел домой, довольный работой.

Однажды, сидя на НП, я увидел Гиту Шумахер – мою «маму» по школьной театральной самодеятельности. Она живет довольно далеко от нас. Смотрю я и глазам своим не верю. Спускается с горы молодая пара в обнимку. Гиту Шумахер я сразу узнал. Она кончила четвертый класс, но лет ей было много: восемнадцать или девятнадцать. В нашей школе было много таких великовозрастных учеников в начальных классах. Даже в нашем классе было двое: Каток и Фельдман. У Абрама Катка все лицо было в морщинах, и он действительно выглядел старичком. За ним укоренилась кличка «восьмидесятилетник». Мы, маленькие, часто над ним смеялись и получали за это крепкие подзатыльники.

Так вот, эта великовозрастная Гита Шумахер шла в обнимку с высоким красивым парнем. Конечно, ее появление на нашей горе меня очень удивило. А почему, вы спросите, я ее мнимой мамой называл? Так это очень просто. В школе решили поставить пьесу "Пятилетку – в четыре". Гита играла там роль мамы, а меня уговорили на роль ее сына. После этого спектакля, как только друзья мои увидят Гиту Шумахер, так кричат: "Смотри, вон идет твоя мама!" Потом я слышал, что она больше учиться не собирается, и что она выходит замуж. Очевидно, что это и есть ее жених. А может они поженились уже?

Одним словом, я очень рад был, что я их вижу, а они меня не видят. Они спустились с горы и пошли не на дамбу, как все влюбленные, а повернули налево, на пляж. Я подумал, что они решили пройтись вдоль берега по песчаной косе. Смотрел я на них, пока они не скрылись за выступом горы, и на этом успокоился. Через несколько дней я побежал в ту сторону, чтобы срезать пару лоз для дудочки, и неожиданно увидел их опять. Они сидели обнявшись на небольшом выступе на середине горы и над чем-то смеялись. Если бы не их смех, я бы пробежал мимо, потому что я был босой, а на тропинке много колючек, и все мое внимание было под ногами. Но смех сверху меня остановил, и я увидел их красивые, счастливые лица, растерялся и забыл, зачем я сюда бежал. При моем появлении они замолчали. Гита конечно меня узнала и крикнула сверху:

– А, Левочка, ты как сюда попал?

– Я здесь живу, – ответил я.

– Никому не рассказывай, что ты нас здесь видел. Хорошо?

– Не знаю, – ответил я неуверенно и тут же убежал домой, унося в ушах их громкий счастливый смех. Теперь они смеялись уже, наверно, оттого, что я перед ними растерялся.