В назначенный день, в пятницу, пройдя ещё три инструктажа – старшины роты, командиров взвода и роты поехал встречать родителей.
Моросил дождь, было ветрено и прохладно, но приказа о переходе на зимнюю форму одежды ещё не было. Одев под парадный мундир всё, что можно было одеть, приехал на Курский вокзал с «ефрейторским» запасом – за два часа до прихода поезда. Хотелось курить и, хоть немного, согреться.
В то время старый Курский вокзал представлял собой самый грязный вокзал в Москве. Там находили пристанище все московские бомжи и бродяги. В туалете – не протолкнуться, и пробыть там можно было не более двух – трёх минут. На улице – холодно и… патрули. Их было едва ли меньше, чем бомжей… В поисках укрытия, обнаружил подземный переход на платформы. Там меньше сквозило и было не так холодно. Спустившись, с ужасом обнаружил, что я не один такой «умный». Навстречу, прогуливаясь, шел офицер, капитан. По знакам различия – артиллерист или ракетчик. Поравнявшись, приветствовали друг друга отданием чести. Из под фуражки с чёрным околышком выбивались курчавые, чёрные волосы. Не «брат» ли…по крови?… Дойдя до конца тоннеля и повернувшись в обратную сторону, увидел, что капитан снова идет мне навстречу, – мы снова «откозырялись». На третий раз, капитан замахал руками – не надо. Так мы ходили навстречу друг другу часа полтора … Когда объявили о подходе «моего» поезда, я выскочил на перрон, ничего и никого не замечая вокруг.
Приняв из рук отца два чемодана, повернулся, отошел несколько шагов от вагона. Поставив чемоданы на платформу, обернулся к родителям и обомлел – мои родители обнимались с этим офицером. Даже тогда я ничего не мог взять в толк, что происходит. Ничего не понимал и капитан, глядя, на мою встречу с родителями. Мы молча смотрели друг на друга, пока мама не познакомила нас. Ничего не понимали и родители, глядя, как мы давились от хохота. Ситуация, действительно, анекдотическая. Если бы капитан был в лётной форме, я может и заподозрил бы чего-нибудь, вспомнив ту старую фотографию старшего лейтенанта, моего двоюродного брата, Зиновия Турецкого, но угадать в артиллерийском офицере человека, которого до этого никогда не видел…
Действительно, службу он начинал авиационным техником в авиационных частях ПВО. В армию он попал добровольно – принудительно, по направлению комсомола. До армии он закончил индустриальный техникум по строительной специальности и уже, будучи офицером, продолжил учёбу в Московском заочном политехническом институте, на строительном факультете. Затем, эту часть переформировали в ракетную и брату «прозрачно» намекнули, что, если он не перейдет на специальность, применимую в его нынешней службе, возможности учиться у него не будет. Пришлось перевестись на специальность, связанную с электроникой. Сейчас он сдавал сессию за четвёртый курс… Сославшись на 9занятость, брат извинился и уехал к себе в общежитие, предварительно подробно расспросив, где и как меня можно будет найти в следующий раз… В дальнейшем, приезжая на очередную сессию, он забирал меня на выходные дни. В один из его приездов, я осторожно заговорил с ним о перспективе избрания мной его прежней специальности авиационного инженера. Реакция его была резко отрицательной.
– Двадцать пять лет беспросветной жизни ради двух просветов на погонах.
Условия службы брата были действительно тяжёлые. Его ракетная часть стояла в Средней Азии – прикрывала космодром Байконур. Жара под пятьдесят, песок везде – на агрегатах, в домах, на зубах. У него четверо детей – две двойни – по мальчику и девочке в каждой паре. Дети в школу летают на вертолётах; воду возят в бензовозах. О каком-то культурном отдыхе – говорить не приходится.
