Даже я своим конным ударом не смог переломить ход битвы—истории.
Не знаю. Если бы тогда резервным кулаком ударил бы Бек, то, продажная История, повернулась бы совсем по-другому.
Но, как известно, История не любит сослагательных местоимений.
Так будем же просто молчать, слушать и плакать.
Приказав повернуть вспять, я снова оказался в каре терции.
Всё бесполезно, битва была проиграна изначально.
Едва главком уехал посрать.
Просто очередной королевский любимчик, решил справить свою нужду.
Конечно, генерал де Мело остался жив, после битвы
Он такой же трус и предатель.
И гореть ему тоже в аду до скончания веков.
Не я так придумал – до скончания веков. Уже было до меня.
Просто задница. А иначе не скажешь.
Никого из высоких начальников не осталось, и мы с Виландией кое-как организовали каре, последней терции.
Альбукерка был тяжело ранен, и его затащили на командирский мостик.
А что тут скажешь, он командир, и ему решать, что делать дальше: сдаваться или биться до смерти.
Драться, так драться.
И мы дрались и держали оборону снова и снова.
Пока не прискакал конный француз—берсерк, с люценхаммером.
После той схватки, для нас наступила короткая передышка.
Но затрубили трубачи в свои рога Иерихона, призывая смерть.
И она не заставила себя ждать.
Смерть приходить за всеми.
Как объяснить: «смерть» – это не то, что нам втюхивают шаблонами с экранов ТВ и СМИ. Совсем нет. Смерть – это совсем другое.
Но об этом потом, и в другой раз.
– А—а—а—а! – я ору, чтобы снова убить человека.
Заглушить боль, Боль с большой буквы. Утихомирить, и погасить в себе.
Так пиво теплое, или холодное как лёд.
Это просто две реальности.
В какой, пиво теплое, а в какой ледяное.
Так, на пальцах, объясняю.
Кто хочет – тот и остается в своей реальности.
А я лично останусь в своей, где совсем по-другому…
Группа исполния долга в чечне.
Не знаю. Когда ты «втыкаешь», то и орешь с перепугу что натворил на свете. Только зачем? Зачем? Зачем?
Я ожил, или умер…
И рано, совсем рано. Пока рано «уходить».
Ещё повоюем, брат Виландия. Так зачем я должен убить человека?
Объясняй мне на пальцах!
– Жизнь объяснить! – С неба тихо улыбался Джоник.
Только седой он был совсем.
Я – или он, Вечный Путник, который по небесам бродит туда—сюда?!
Ну что ж.
Давай… кто первый обьясняльщик.
Давай. Выходи. Он вышел
И я вышел, принимая вызов, чтобы взойти на свою голгофу.
Чтобы драться один на один.
Кто-то запихнул мне в руки, делясь последним со мной – один наруч и латную перчатку.
Да кто-то из ветеранов предложил, и всунул силком в ладонь, использовать вместо тяжелого полуторучника, полулегкую саблю гаддару. Оно и правильно: мечом то вряд ли сейчас уже помахаю, а вот саблей ещё можно. Меч не глядя, шустро отлетел в сторону, взамен взмахнув насильно всученной саблей, сживаясь с ней в одно целое.
Бой без правил: лишь убить соперника.
Как, и чем – не важно.
На этот раз ветеранского вида француз месье, предусмотрительно сменил легкую щегольскую саблю, которая была у чернявого французика, на массивный меч, да и опыта у стариковского юноши… куда там, где он, былой чернявый француз?! – заметно прибавилось.
Вихрь ударов рушился на усталого, израненного Джоника пустынным самумом, обещая тьму и покой.
Дважды лезвие скрежетало звонким лязгом по одолженному наручу и латной перчатке, но Идущий По Небу успевал отбиваться, не спеша лезть на рожон.
Возраст не тот, да и молодость давно ушла в дальние края, и приходилось беречь силы, выжидая, когда разгоряченный противник зарвется.
