Так исполним приговор предназначенья, что нам вынесло мироздание!
Только мы самолично выбрали свой путь.
И сами уходим, вопреки воли Всевышнего.
Мы сами сделали свой выбор, сами решились.
И я был счастлив нашей свободой.
Счастлив чужим поступком. Счастлив своим… Счастлив… просто.
Я ничего не имел против мира Испании, но каждый раз, когда очередной ветеран или пехотинец выбирал лёгкую смерть от незнакомого ему француза – моё сердце пело от радости!
И безумие этой битвы при Рокруа, казалось мне куда больше истинным, и реальным, чем безумие последних лет, проведенного мной в образе сталкера—проводника Зоны Отчуждения.
Да плевать, что этого не могло быть в той, прошлой, исторической реальности, что я никогда не был полководцем, не брал приступом города, не бросался в конный удар, и не ходил на абордаж!
Плевать, что не родился в то время! Это была, уже была, моя жизнь, настоящая, в которой правила сама событийная жизнь!
И снова возникшая с небес, музыка реквиема окутала нас двоих, предваряя вечность.
Её Паутинки струились в стеклянном застывшем воздухе, скользя по лицам поцелуем настигнувшей осени, уже почему-то наставшей, и клин журавлей рассекал небо над головами людей.
Это означало одно: пора уходить. Пора подводить итог всему.
Пора.
…Я обернулся на Виландию.
Посмотреть всё ли «правильно» идёт, и по плану?
Да! Всё строго!
А ты зачем умер?
Мой Нурутддин—паши. Заметив известную тень одного старого знакомца.
Тень лукаво подмигнула и унеслась вдаль. И поминай, как звали, и понимай вроде как – умрёшь и поймешь.
Готовясь к приневоленной смерти, я отбросил в сторону клинок больше не нужный. ЗДЕСЬ.
Виландия сделал тоже самое: обезоруживаясь, он выкинул взмахом назад свой клинок далеко. Его клинок, начал крутиться кольцом – и где-то там, должен будет вскоре, вонзиться в землю. Не знаю, наверное, так должно было произойти после нас, после нашего ухода.
Мы стояли плечом к плечу, спиной к спине, без всего.
Открытые всем злым ветрам и всему оружию подряд, обмениваясь беззвучными словами, тут же переброшенными в мысли:
– Ты помнишь Зону, Идущий?
– Да! Помню!
– Закрой глаза и представь, что ты «там». Будет больно…
Тогда Покорись боли, или просто преодолей, и просто кричи.
…. Я просто кричал от всей боли, когда тебя режут наживую сталью.
Копья французов подняли наверх два тела, истекающих кровью из прободённых ржавым острием легких.
Распиная узорами множеством терновых венков.
Что будет… а повиси на древке копия Змея Времени Уробораса, тогда узнаешь.
Господь! Если ты есть – Забери меня с собой! Куда-то на своё небо!
Унеси меня на восток от Эдема.
Ведь ты тоже висел на кресте!
Ибо Господь из поколения праведников.
И чтобы достучаться до небес, до самого Господа, и он тебя заметил из всех людских песчинок, надо тоже повисеть на «кресте».
Больше никак!
Но тогда кто я есть «такое» после смерти?
Я буду бродить по твоим пастбищам неприкаянным призраком, погибшей душой, стеная о том, что ушло прошлогодним снегом.
Я вновь добрался бы до «беспределья», я вновь свернул бы себе шею, если бы знал – это хоть что-то изменит!
Но Я ведь – никто.
Я меньше, чем никто, и нет у меня орд ангелов—отступников, способных обвалом рухнуть со Снежных Гор на твои небесные твердыни, о вожак человеческих стад!
Нет и свидетелей, способных обвинить тебя на высшем суде, ибо те уже далеко, а остальные безнадежно немы, кроме этого умирающего графа, чье существование – прах под зимним ветром!
