Журнал «АРХОНТ» № 1 (4), 2018 - страница 7

Зачастую проблема снижения актуальности или ее подъема без всяких исследований видна в масштабных событиях. Так у граждан СССР на сберегательных вкладах пропало около 600 млрд. советских рублей. Практически все страны бывшего СССР делали неумелые и символические попытки индексировать эти вклады, или заменять их не менее символическими ваучерами. Но основную массу материальных ценностей гражданам не вернули. Для депутатов и парламентов это было не особо актуально. А идея реальной покупательной способности денежной единицей была совсем не актуальна для масс тружеников. Хотя после работы миллионы людей оставались и пытались знакомиться с экономической теорией, но понятие реальной покупательной способности не привело к восстаниям за возврат этой ценности. Ценность осталась ценностью, вклады никто не признал «никчемными». Но пессимизм победил. «Все пропало, нам ничего не вернут…». Пораженческие настроения – это тоже ценностное отношение к актуальности. Итог динамики снижения до некой границы «внизу». Именно её называют «потеря надежды». Иерархия ценностей не меняется. Ценность отбирают. Но восстание никто не поднимает и ополчение не собирает. Перед нами экономическая и политическая ипостась недооцененной актуальности.

То есть ценность актуальности – это тоже переменная величина, которую рано или поздно буду стабильно мониторить методами социологии.

Ценность актуальности некоторые субъекты гуманитарных исследований провозгласят частью субъективной реальности. Есть соблазн редуцировать ценность актуальности к качеству субъекта. Какой субъект – так он и уважает, «ценит», «не ценит» актуальность. Один – бросает дело и идёт на гражданскую войну. Иной не идет. Один плачет над пропавшими сбережениями и ничего не предпринимает. Иной – подаёт иски во все инстанции, мобилизует все связи и знакомства, требует, ищет, изучает, организует комитеты и общества, никогда ничего не забудет и не простит. Этот иной систему ценностей не менял, но она у него АКТУАЛИЗИРОВАНА.

То есть ценность актуальности – типичное содержание морального выбора. Это переход от гамлетовских сомнений в том «быть или не быть» к типичному славянскому «была-не-была», которое уже в способ осмысления имплицирует инициативность и делает имманентным (то есть внутренне естественным) веление подвига – сквозь риск, сквозь страх.

Да, качество субъекта, – качество личности или качество народа, бесспорно, важно. Но не качество мнений «избранных» субъектов. Иллюстрацией субъективизма стали многие попытки обосновывать актуальность научных исследований через опору на рост внимания общества к проблеме. Ещё её обосновывают через публичные признания экспертов, выдающихся влиятельных носителей власти. Такие констатации субъективной оценки можно не отвергать, а организовать мониторинг их динамики в больших интервалах времени. После этого обнаружится, что динамика оценок от какого бы то ни была субъекта почти никогда не зависит. А независимость от субъекта это и есть сама объективность. Здесь мы не рассматриваем промоутерские проекты и сценарии политтехнологов, там – не так.

Следовательно, мера ценности актуальности как социологический показатель будет зависеть от меры зависимости процесса от субъективных и объективных факторов. Исследований на эту тему как таковых обнаружить не удалось, но социологические подходы к анализу духовного мира людей, – вещи не менее известные, чем социология морали. Востребованность как уровень социального заказа может воплощать итог динамики оценок. Значит мониторить востребованность – это один из магистральных сюжетов изучения меры ценности актуальности. Текущий век – это времена нарастающей экспансии проектировщиков. Проектировщики стремятся поставить в зависимость от себя и физические процессы, и химические реакции, и физиологию, генные трансформации, то есть биологию. Логично распространение проектных усилий и на социальный прогресс. Каскад искусственных революций конца ХХ в. и начала текущего века, – зловещий симптом главного порока социальных проектировщиков: любители фальстартов объявляют себя локомотивами, передовиками и флагманами. Круг этих проблем хорошо отразили фантасты Сругацкие Анатолий и Борис через вопрос о «прогрессорстве» и «подмикитчиках». Проблемность «прогрессорства» именно в игнорировании многих объективных закономерностей. Насильственное ускорение прогресса столь же опасно, как и дестабилизация легитимных политических режимов. Убийство личности уголовным преступлением признано. Убийство народа в результате дестабилизации общества – социальное зло гораздо более жуткое, опасное, трагическое, но в уголовных кодексах его нет. Обычно убийство народа выражается в экономическом и политическом упадке. Понятие «экономический упадок» или «рост» редко вызывает споры. Но что есть политическая деградация? Подразумеваем, что прогресс политической культуры – это расширение социальной базы власти, забота о более широких слоях населения, учёт интересов всё большего и большего числа граждан. Деградация – сужение той прослойки населения, интересы которой власть реально способна защитить, обеспечить. Если экономика служит одному сословию – в ней нарастает субъективизм в принятии решений. Если политика служит узкому сословию – то же самое. Для того, чтобы игнорировать актуальность борьбы с социальным злом налажена огромная обучающая система по подготовке тысяч «общественных деятелей», «журналистов», «молодых политиков» в головах которых яркие образы виртуальных символов весьма убедительно создают масштабную картину «рождения нации», тогда как объективно идет убийство народа. Если мера ценности актуальности имеет отрицательное значение, то перед нами логика войны: ряд вещей очень важен потому, что их очень важно уничтожить. Армия уважает интерес к уничтожению святынь врага.