Всё складывалось как нельзя лучше. Заработанное позволило во второй сезон поднять стены и накрыть их крышей. А в третий – заняться отделкой.
Когда к исходу четвертого теплого времени года заканчивали мостить плитку на подъездах к гаражам и по дорожкам будущего сада, во дворе уже топал и бойко лопотал внук.
Устояв перед натиском молодежи, непременно желавшей заполнить участок декоративной заграничной ерундой – всякими там туями, кактусами и прочим, глава семейства, утверждая, что отечественные фруктовые деревья и кусты ягод ничуть не менее красивы, чем мексиканские сорняки, настоял на персиках, сливах, яблонях, грушах, черешнях и далее до полного перечня, включившего облепиху, смородину, поречку и малину. А землянику подсадил прямо в траву, рассчитывая скашивать газоны попозже или не везде.
Не последним доводом в спорах с младшими была картинка, предвосхищавшая, как внук съедает снятую с ветки вишенку или абрикос, лакомится виноградом. Эти же мечты навели главу семейства и на мысль о домашних яйцах, гарантированно не отравленных никакой «химией» и лекарствами.
Василий Степанович влез в компьютер, интересуясь устройством птичника для курочек, особенностями ухода и кормления. И был тут же наповал сражен фразой, утверждавшей, что курочка-несушка есть созданная самой природой живая фабрика, перерабатывающая все кухонные отходы и излишки в превосходный диетический продукт.
По чертежам, отысканным в том же «инете», он из остатков стройматериалов своими руками смастерил для будущих живых фабрик сухой и теплый домишко – с насестом, светлым окном и закрепленными на стенах гнездами для кладки. А еще – с вентиляцией, которая состояла из трубы, помещенной в трубу. Причем наружная была продырявлена с четырех сторон отверстиями, через которые ветер любого направления нагнетал вовнутрь свежий воздух, создавая давление и вытесняя скопившиеся в домике газы через трубу внутреннюю.
На рынке, где в открытых коробах продавались миловидные детеныши домашней птицы и посаженные в клетки взрослые особи, Василий Степанович, продвигаясь по ряду, присматривался к продавцам. У него был навык – принимая новобранцев, сразу угадывать по внешности добросовестных ребят и отличать разгильдяев.
Глаза сами остановились на пожилой женщине – полноватой, опрятной, с естественными, без обмана крашений, светлыми, как соль, сединами, от которых, казалось, исходит сияние, осенявшее всю ее благообразную фигуру. Когда, подойдя, он обратился к ней и увидел встречную улыбку, ему подумалось, что таких, вот именно таких бабушек изображают, иллюстрируя сказки.
– Я, знаете ли, полный профан, но решил ради внука завести курочек-несушек…
– Вы обратились как раз по адресу, – откликнулась она с эталонным по правильности выговором – то ли диктора, то ли актрисы, то ли знающей себе цену школьной учительницы. Она сидела на чем-то, чего не было видно из-за ее свободного длинного платья. В лучшем случае, это был табурет, а скорее – какой-нибудь ящик. Но перед глазами была только она – чистенькая, ухоженная, и ни о каком ящике не хотелось и думать.
– Вот отличные курочки, – она указала на второй ярус принадлежавших ей клеток. – Они уже взрослые, поживут у вас с месяц, успокоятся, и снова станут нестись.
Разнотонно-коричневые куры высовывали головы из клетки, впритык касаясь частокола прутьев лысыми в этих местах шеями.
