Правда, одно послабление отчизна сделала: служили мы не два года, как другие призывники, а лишь полтора. Но и этого хватило под завязку. Боже, как мы завидовали своим погодкам, которым посчастливилось окончить вуз с военной кафедрой, – все они отбарабанили свои полтора года лейтенантами!
Меня «советская армия» поначалу просто оглушила. Мужское общежитие – вообще не очень-то приятная штука, я это понял еще в свои 18 лет, когда сверстник, деревенский бугай, одолев в неравной борьбе, заломил мне за спину мою же руку и легко сломал ее в локте (а потом были месяцы хождения в гипсе). Но армия – это насилие мужчин над мужчинами, протяженное во времени. Не день и не два, а год (полтора, два, три) ты живешь в атмосфере сильнейшего давления на твое «я». А сопротивляться тебе запрещено.
Грубые души, привыкшие унижать и унижаться, принимают такой порядок на ура, гордые и тонкие – ломаются или надолго замыкаются в себе. Я умудрился проплыть между Сциллой и Харибдой. Голова на плечах у меня всегда присутствовала, да и физически я был не так уж слаб. Оставалось обрести (а точнее говоря, пробудить в себе) еще кое-что – смелость, хитрость, склонность к авантюризму и, самое главное, глубокое внутреннее презрение к нормам и установкам, навязанным извне.
Через боль, через страх, через страдание я полтора года шел к своему новому «я», навеки закладывая в свою душу пласт, на который могу, если придется, опереться и теперь…
ПО УЛИЦЕ БЕДЫ
Я шел по улице Беды —
И тьма была близка.
Никто не вынес мне воды,
Не подал ни куска,
Не внял ни стонам, ни слезам,
Своих не бросил дел…
Тогда решил я выжить сам —
И выжил, как умел.
Знать, небу было все равно,
Коль донесло с высот:
– Он должен был погибнуть… Но
Раз выжил – пусть живет!
Теряя темные следы,
Я тяжко шел на свет.
И люди с улицы Беды
Глядели мне вослед.
На «улицу Беды» я забредал в своей жизни часто, особенно в детские и подростковые годы. Позднее взросление, поражения в стычках со сверстниками, невнимание сверстниц, неудачи и хвори, полунищий быт родителей, – всё это я принимал слишком близко к сердцу. Утешали меня тогда только книги, первая и главная моя любовь.
Лишь годам к девятнадцати мое ощущение жизни стало, более или менее, комфортным: слезы и стоны остались позади, я научился выживать в мире людей, – как мог и умел.
Покидая улицу Беды, я шел мимо злобных, жадных, завистливых и тупых, мимо тех, кто в сердце своем давно уже поставил на мне крест. И мне не хотелось оборачиваться.
ХВОРЬ
Всё даст Господь!.. Любовь, победу, друга, –
Всё, что цветет на поле бытия!
Твое сомненье – это род недуга,
Всего лишь хворь постылая твоя.
Так излечись! И черпай полной мерой
Из закромов желанья своего.
Но для начала – в Господа уверуй
И попроси здоровья у Него.
Люди, живущие без Бога в душе, терпят в своей жизни самые жестокие, судьбоносные поражения – я видел таких людей, наблюдал их долголетние мучения. И желчно думал при этом: поделом вам, нехристи!
Но если в чьей-то грешной душе я замечал хоть толику страха Божьего, то всегда сожалел о судьбе такого человека. И, если имел возможность, протягивал ему руку помощи.
Помогали в этой жизни и мне – и, надо сказать, довольно часто. Из чего я заключил, что не я один так чувствую и так живу: нас довольно много и мы поддерживаем друг друга. Надо только не стесняться просить о подмоге, когда в твою жизнь приходит недобрый час. И, с Божьей помощью, подмога придет. Кто-то обязательно подаст тебе руку, выручит, посодействует.
