Журнал «Парус» №70, 2018 г. - страница 5



живым таким плеском

свежим туманом за чудо-холмами

в тихой низинке где топь с бочагами


Господи

с чем же ещё он мог слиться

с листьями дуба в зелёной петлице

зеркальцем селезня

клюквой на диво

полем

где вызрел avena sativa*

с непобедимой своею двустволкой

с жизнью короткою ставшею

долгой


_______

*Овёс обыкновенный (лат.).


К АНАТОЛИЮ**


Вот крест!

Настанут времена

такие, Толя,

когда ни плевел, ни зерна

не будет в поле.


Когда не будет ничего

на нём, похоже,

поскольку поля самого

не будет

тоже.


Не будет честного труда

и хитрой лени,

ни слова «нет»,

ни слова «да»,

ни слова «Ленин»;


ни зла

от крови детской до

собачьих будок,

ни цвета беж, ни звука До

уже не будет;


противоречащих идей;

событий броских;

и даже белых лебедей

не будет

просто.


Запомни:

хлеба и вина,

дорог

и станций…

И только эта тишина,

ты слышишь, Толя (!!!),

ТИ-ШИ-НА

пойми, дружок,

она

одна

должна

остаться…

Художественное слово: проза

Дмитрий ЛАГУТИН. Спица


Рассказ


Мы ссыпали в пакеты кисти, краски, заталкивали туда же крохотные складные табуреточки, заматывались в шарфы и, перешучиваясь, толкаясь, шли через парк. Впереди скользила высокая и тонкая наша Галина Игоревна по прозвищу Спица. Скользила широченными шагами, не оборачиваясь и не сбавляя темпа, а мы, дергая девчонок за косы и срывая с них шапки, семенили следом.

Вокруг роняли листву клены, под ногами шуршало. Тянуло теплой, душистой сыростью. Остались позади колонны Дома пионеров, призраком проплыл забытый фонтан – изъеденный трещинами и мхом – а мы всё шли и шли, и конца не было видно этому золотому царству.

Впереди, за стволами, замелькала местная достопримечательность – медведь Константин. Это было допотопное – когда-то белое, а ныне серо-зеленое – изваяние в виде огромного медведя, вставшего на задние лапы и растопырившего передние. Напротив статуи раскинула ветви молодая, тонкая осина, недавно только пересаженная вглубь парка, и казалось, что Константин и осина спешат навстречу друг другу, ожидая объятий. У медведя были удивленная морда и похожий на картофелину хвост чуть пониже спины, и всё это придавало ему нелепый вид – смотреть на него без смеха было невозможно, даже если местные пэтэушники забывали сунуть ему в зубы сигарету.

Автором скульптуры был некий Константин В. На постаменте, под когтистыми лапами, так и было написано: «скульптор Константин В. – в дар навеки любимой alma mater». Вернее, так было написано когда-то, если верить Спице. Теперь же, по странной прихоти судьбы – или хитрых пэтэушников – все слова, кроме гордого «Константин», были начисто стерты. Так медведь обрел имя.

– Смотри! – зашипел Вовка.

Он кинулся к Константину, выхватил из-за пазухи черный пластмассовый пистолет и шарахнул пистоном в маленькое серо-зеленое ухо.

– Володя! – окликнула его Спица, не сбавляя шага. – Это неуважительно по отношению к художнику и жестоко по отношению к животному.

– Я – Дубровский! – закричал ей в ответ Вовка и дал два победных залпа в воздух. Птицы сорвались с веток и заметались в панике.

– Дубровский вызвал бы тебя на дуэль, – сообщила мраморным тоном Спица и ускорилась. Деревья поредели, сквозь листву смотрело небо.

Вовка юркнул к нам.

– А кто такой Дубровский? – спросил я.

– Какой-то солдат, – ответил Вовка. – Он воевал с Наполеоном и застрелил медведя в ухо.

– А что ему этот медведь сделал? – вклинилась розовощекая Оля Петрова.

Вовка закатил глаза.

– Какая разница? – потряс он рукой. – Это же война!