Юлия СЫТИНА. «Беда от нежного сердца»
Рецензия на водевиль графа В. Соллогуба в театре АпАРТе на Таганке
В постановке «Беды от нежного сердца» театру АпАРТе удалось легко и изящно избежать большой «беды» нынешнего театра – вычурной и пошлой передачи классики на «современный лад». Проблема «актуального» прочтения произведений минувших времен, их «осовремененного» представления на сцене – вопрос животрепещущий и порою даже скандальный. Эта постановка – прекрасный пример органичного соединения текста середины XIX века и аллюзий, манер, словечек века XXI-го.
Водевиль Соллогуба становится той канвой, по которой актеры вышивают свой узор, порою утрируя действие и сгущая краски. Однако изначальный текст водевиля, как представляется, остается почти неприкосновенным, в него органично вставляются песенки разных времен, главное поле для импровизации переносится в область жестов, интонаций, отдельных фразочек (из серии «90-60-90») и броских деталей, которые мастерски обрисовывают характеры, создают настроение, усугубляют фарс. Соллогубовский юмор зажигается новыми красками, но при этом актеры так бережно относятся к языку, что смешение разных эпох неожиданно выглядит органичным в создаваемом водевильном мире, где гротескность помогает избежать вульгарности.
Благодаря такому смешению неожиданно появляется ощущение вневременности героев. Перед нами – архетипические образы капризной столичной штучки, умелой кокетки («Катя из Тамбова» – сколько сейчас подобных провинциалок!), синего чулка и одновременно идейной девушки, расторопных маменек: столичной и провинциальной, легкомысленного повесы, жаждущего любви, и его доброго и сметливого папеньки, по-своему мечтателя, который даже возвышается до глубокомысленных наблюдений над быстротечностью времени и превратностями судьбы, но – не пугайтесь – в соответствии с жанром:
Тогда ты нюхала цветочки,
Теперь ты нюхаешь табак.
В общем-то, все образы, создаваемые актерами, вполне созвучны героям Соллогуба, разве что Настенька из несколько утрированной честной девушки, на счет которой у Соллогуба, в сущности, не так уж много иронии, превращается в некую смесь решительной идейной девицы и синего чулка, с аллюзией на героиню из популярного некогда сериала «Не родись красивой».
Градус абсурдности, как и быстрота развития действия, нарастает к финалу. Контрасты и стремительность переходов от счастья к горю, от одной любви к другой, от любезности к ссоре придают водевилю особую динамичность и не оставляют зрителю шанса зевнуть. Небольшой зал театра создает уютную и интимную атмосферу, благодаря чему актеры и их герои становятся особенно близки публике, порою они прямо обращаются в зал, разрушая четвертую стену. По сути, с такого непосредственного вовлечения зрителей и начинается действие – бродячая намерзшаяся труппа любезно разъясняет публике, что такое водевиль, читая «книжное» его определение в толстой книге («неосведомленность» актеров гармонирует с предполагаемой неосведомленностью публики) – так изначально задается условность происходящего. И она выдержана до конца – как в начале труппа преображается на глазах, так и в финале все декорации собственно «водевиля» убираются со сцены.
