А вот с Игорем Печуриным мы дружим до сих пор, и ничто за тридцать пять лет не омрачило наших отношений.
Познакомившись еще в вагоне, увозящем нас из Ярославля, мы затем досыта похлебали солдатской каши из одного котелка. А потом мой друг буквально вырвал меня из мглы, уже сгустившейся над моей гуманитарной головушкой… А сколько раз мы впоследствии праздновали наши совместные победы над тупостью и хамством армейского быта!
Еще и поэтому у меня всегда сжимается сердце при звуках «Прощания славянки».
***
Дом, семья, карьера… Что же я
Тешусь думкой аксамитовой?
Если выбрал царство Божие –
На земное не рассчитывай.
Стукнет в дверь судьба-страдалица
Иль калики перехожие,
Дом сгорит, семья развалится…
Где ты, где ты, царство Божие?
Аксамитовая думка вяжет воедино земное счастье с достижением духовной высоты, венчает розу белую с черной жабой. Да разве это возможно? – говорят все, кто хоть что-то понимает в этой тысячелетней загвоздке. Но ты стал настолько самостоятельным в своих суждениях о жизни, что не веришь ни чужим оценкам, ни чужим печальным примерам. А вот же, – говоришь ты, – возьмите Карамзина: и гений, и к государю был близок, и в семье счастлив. Значит – возможно!
Но потом вчитываешься сам внимательно в биографию Карамзина – и опускаешь голову: сколько смертей, бед, страданий, горя…
Берешь судьбу другого гения, Федора Тютчева – и вновь отшатываешься: какой ужас…
Перескакиваешь в советскую эпоху, смотришь на безусловного гения, на Андрея Платонова – и что же? Где тут счастье?
Бредешь дальше, вглядываешься в жизнь Юрия Кузнецова: о, нет, нет!..
Невозможно повенчать сияющую белую розу всеохватного знания, тончайшего чувства и трепетного их воплощения – с благодушной черной жабой земного быта, желающей слопать розу духа и тем самым стать поближе к этому душистому и прекрасному созданию.
Либо – либо, третьего не дано. Даже и не пытайся…
***
Вот и кончается горе…
Кто-то простил меня, видно.
В мартовском синем просторе
Любятся птахи бесстыдно.
Любятся вольные птахи
В мартовском синем просторе.
Свет моей белой рубахи
Тонет у встречной во взоре.
Тонет в пустом разговоре
Бедное сердце… о Боже!
Вот и кончается горе.
Кто же простил меня, кто же?
Я чувствовал это всем сердцем – то, что я, наконец, прощен. Кем и за что прощен – я не знал, мог только догадываться… да и мало ли я нагрешил, живя на Земле!
Груз моего греха сам по себе сгибал меня долгие годы. Но была, видимо, еще и чужая молитва, призывающая Господа наказать меня. И всё это вместе несло ощущение горя, тяготившего мою душу.
И вот однажды я почувствовал, что прощен. Где-то там, на высоких весах, мои добрые дела и помыслы «перетянули», чаша моих грехов пошла вверх, неудачи отступили, болезни исчезли, всё стало мне удаваться.
С тех пор я живу, стараясь не отягчать чашу своих грехов. Не всегда получается, правда…
ИГРЫ БОГА
Кот играет с собственным хвостом,
Мальчуган – с игрушкою заветной,
Я – со словом и своим котом,
Бог – с моей судьбою разноцветной.
То ее подбросит, то сожмет,
То отпустит, став на миг серьезным.
Мальчик бьет в ладоши. Хнычет кот.
– Боже мой! Когда ты станешь взрослым?
Размышляя о том, что в жизни выпадало мне на долю, пытаясь в очередной раз понять, как на самом деле Господь относится ко мне, я вдруг увидел Его ребенком, то и дело подкидывающим вверх мою судьбу и с веселым смехом ловящим над самой бездной. Может быть, эта разноцветная игрушка на время отвлекла Его от более серьезных забот?
