Журнал «Парус» №79, 2019 г. - страница 15

Может быть, редакторы, прочитав эти строчки и включив логику, приходили к мысли, что у воды есть и еще одно состояние? И им сразу мерещился заведующий сектором печати, вкрадчиво спрашивавший:

– Это вы на что же тут намекаете, ребята? Что скоро всё у нас вскипит?

В СТРУЕ

Сменив царя на президента,

Отмыв от крови словеса,

В струе текущего момента

Летим, зажмуривши глаза.

Уже мы вспомнили о Боге,

Но парус правим наугад.

А впереди – ревут пороги

И водопады голосят…

Весной 1990 года Михаил Горбачев учредил в Советском Союзе институт президентства и сам стал первым президентом СССР. Казалось бы, центральная власть в стране укрепилась. Но я, как и многие мои соотечественники, просто «нутром чуял», что ничего хорошего нашу державу впереди не ожидает.

Осенью того же года, увидев меня в коридоре Ярославского обкома партии, первый секретарь обкома Игорь Толстоухов, толковый чиновник и довольно простой в общении человек, пожал мне руку и вместо приветствия сказал, слегка подзуживая:

– Так, говоришь, пороги и водопады у нас впереди?

Я кивнул, поняв, что он прочитал мое стихотворение, только что опубликованное в областной партийной газете, и что оно произвело на него впечатление.

Похоже, и сам Толстоухов нутром умного русского мужика чувствовал тогда, что «парусник СССР», с Горби у штурвала, не сможет удержаться на плаву…

БРАТЬЯ

Под неба чашей голубой

Два брата бились меж собой.

От ног их, как из родника,

Текла кровавая река.

А рядом, в пепле и золе,

Рыдала мать их на земле –

И два потока слез текли

В ручей, терявшийся вдали.

Реку оставив за собой,

На берег выполз я, живой,

Проклятье братьям прошептал

И головой в ручей упал.

Некий Н. Леонтьев, внутренний рецензент одного из столичных книгоиздательств, разбирая в середине 80-х годов мою рукопись, заметил редакторам: «Считаю, что стихотворение ”Братья” необходимо снять. Нехорошую идею несет оно в себе…».

Что ж, бдительный товарищ углядел верно: идею я в это стихотворение заложил вполне подрывную. Я писал о нашей гражданской войне, о Родине-матери, рыдающей о погибших сыновьях, – и посылал проклятия красным и белым, обескровившим великую Россию. И голова моя, со всеми ее мыслями, падала не в героическую реку пролитой крови, а в жгучий ручей материнских слёз.

Чего уж тут хорошего!.. голимая контра!..

КРЕПОСТЬ ДУХА

Крепость духа! Не вывел я крышу,

Не вполне к обороне готов,

Но уже за стеной твоей слышу

Исступленные крики врагов.

На равнине – от края до края –

Вижу войско несметное их…

На тебя уповаю, родная:

Огради от идей кочевых!

Русской подцензурной литературе, начиная с «Одного дня Ивана Денисовича», потребовалось меньше 30 лет, чтобы взорвать изнутри кровавую большевистскую постройку. К концу 80-х годов с «марксизмом-ленинизмом» было покончено – духовно освобожденные, мы стояли на той же открытой равнине, что и наши предки накануне Октябрьского переворота. В наших ушах свистел пронзительный ветер Истории, и очередная кочевая идея, – идея «демократии», – уже пылила на горизонте. Тогда-то, в начале 90-х, я и написал это стихотворение.

Потомкам оседлых племен было ясно, как Божий день, что против кочевников нужно строить крепость. Но – какую, из чего?

Времени на раздумья не было, и мы стали возводить стены из старых, ограненных еще графом Уваровым камней – православия, самодержавия и народности. Но в этот исторический момент русский народ не был воцерковлен и на десятую долю, рожал не больше одного ребенка на семью. А русское самодержавие, облачившееся по первости в «демократические» одежды, еще только пробовало рычать из отреставрированного Кремля.