Журнал «Парус» №82, 2020 г. - страница 17
Я это говорю не к тому, чтобы поднять на щит «ничегонеделание», – такой буддистской роскоши мы на Земле лишены. А к тому, что оценить по достоинству наши деяния, во всей их совокупности, в историческом их итоге может только Господь – никто иной! И наши благие намерения не могут стать нашей индульгенцией.
Человек, не бери на себя слишком много. Божий дар, данный тебе, – не твоя собственность, он дан тебе в пользование, по замыслу Божию. А замысел этот тебе неизвестен, не может быть известен. Храни и развивай данный тебе дар, но не мни себя его хозяином и распорядителем, не впадай в грех самовластья и гордыни. Иначе будешь лишен дара.
КОСТЕР
Не подходи к поэту близко –
Еще ужалит Божья искра!
Костер души не вороши.
Тебе светло? Будь благодарен,
И счастлив будь, что ты бездарен:
Сжигает жизнь костер души.
У костра всегда светло, а если не подходить к нему слишком близко, – еще и тепло.
Ты можешь вглядеться в его глубину: откуда берется пламя, что там такое горит? Обычные елки-палки, каких полно вокруг, хворост, сухая трава… И вдруг, откуда ни возьмись, – огонь, тепло, свет!
Феномен поэта схож с явлением пылающего костра. Поэт освещает тьму, согревает озябшие души, превращает хворост быта в пылающее бытие. Поэт – сам огонь. Правда, это огонь, контролируемый людьми, тот огонь, который не сожжет человеческих жилищ: костер – не лесной пожар, а поэт – не сумасшедший. Хотя Божья искра может порой и больно ужалить, об этом тоже надо помнить.
И все-таки: что же там горит, внутри поэта? Какие конкретно елки-палки, какой именно хворост?
Не всё ли тебе равно, друг мой…
Литературная критика
Виктор СБИТНЕВ. «Буколика»
– это мыслящий Космос!
О новой поэтической книге Евгения Разумова
Я не люблю стремление народов под одну крышу и вообще
всё атлантическое, американское. Я – бельгийский художник,
даже – антверпенский. Это совсем иной космос…
Ян Фабр
Буколос с греческого – пастух, а буколика – что-то вроде пасторалей, эклог и сентиментальных зарисовок. Так в живописи, – например, у Тициана; а в музыке – у Вивальди, Скарлатти и даже Бетховена, который как-то на спор сочинил пасторальную симфонию. Что касается литературы, то до нас дошли знаменитые «Буколики» Вергилия; буколическая новелла греческого софиста I в. н.э. Диона Хризостома, в которой, правда, действуют не пастухи, а охотники (но повествование выдержано в традиционных пасторальных тонах). И ставшая знаковой для первого тысячелетия манера эта благополучно перекочевала в европейские средние века и эпоху Возрождения. Даже гениальный предвестник европейского реализма Шекспир прекрасно знал буколику средних веков, и его Офелия из «Гамлета», безусловно, списана с беспечных пастушек пасторального искусства. Много позже к европейскому, а затем и русскому читателю пришли герои Торквато Тассо и Ричардсона, которыми увлекалась пушкинская Татьяна: «Она влюблялася в обманы и Ричардсона и Руссо». Что уж тут говорить о балладных девах Жуковского! А вот дальше… пасторальные жанры, с одной стороны, локализуются, сжимаются до лубка, а с другой – размываются, истончаясь до неких мотивов в чём-то более глобальном, злободневном, вполне отвечающем на вызовы эпохи. И так, фрагментарно, живут себе до наших дней – то почти исчезая под какими-нибудь горьковскими «Эй, вы, черти драповые!..», то преображаясь в новом контексте в блоковскую «Незнакомку» или есенинскую «Анну Снегину».