Журнал «Парус» №86, 2021 г. - страница 25




Василий Костерин:

– «Во многом знании – много печали…» – это, прежде всего, книга премудрого Соломона. Относительно крылатого выражения Булгакова скажу, что задолго до Булгакова Гоголь писал, что не горят демонические произведения. Вспомните его «Портрет». Художник, написавший злополучный портрет, сжигает исполненное демонической силы творение рук своих. С облегчением поворачивается в красный угол, чтобы перекреститься. И видит там тот самый портрет. Он не сгорел, а самовольно встал в красный угол, пытаясь вытеснить оттуда икону, заместить её. Такова, согласно Гоголю, сила демонического вдохновения, которая заставляет писателя вместо образа ангела создать образ нечистого демона. Поэтому дело тут не в рукописи, а в демоническом заряде произведения, а проза это, живопись или музыкальное произведение – значения не имеет. Не случайно в Древней Руси старые обветшавшие иконы не сжигали (они не могли гореть в силу своей сакральной природы), а пускали в проточную воду. У Николая Клюева есть прекрасный образ в поэме «Погорельщина»: большевики сжигают целую «скирду» икон, они горят, но души икон возносятся в Царство Небесное.

– Что сподвигло Вас работать в жанрах японской поэзии (хайку, танка)?


Василий Костерин:

– В студенческие годы и позже у меня был друг – художник Пётр Дик, оказавший на меня заметное влияние. Он принёс мне, например, книгу «Неизданный Достоевский» (она тогда – 1971 год – была нарасхват), у него я увидел альбомы икон и альбомы европейской живописи запретных западных художников, он впервые заговорил со мной об о. Павле Флоренском, он, наконец, читал мне танка и хайку, прежде всего, Басё. Если найдёте время, посмотрите работы Петра Дика в интернете. В своём творчестве он всегда стремился к простоте (всё гениальное – просто), он стремился при минимуме средств выразить глубинные идеи и чувства. Подспорьем ему служили икона, японское искусство, но ещё в большей мере – японская поэзия. Он всегда искренне удивлялся, как можно в двух словах создать картину природы, однако японским поэтам это удавалось. Тогда я увлёкся японцами, возил повсюду с собой сборники японской поэзии, однако стал писать в жанре танка и хайку лишь лет семь-восемь назад. Так долго шло «созревание».


Надежда Борисовна Ганиева, сотрудникПензенской областной библиотеке для детей и юношества:

– Привычно, когда поэт в своём произведении размышляет, анализирует и представляет на суд читателя свой собственный ответ-размышление. В. Костерин как бы высвечивает стихотворным прожектором яркий образ, мысль и предлагает читателю самому раскрыть его суть.

Проснуться однажды

и с грустью понять, что времени нет,

и больше не будет.

Очень яркий философский образ, который побуждает подумать о смысле времени, открывает внутри себя ответы, которые, без заданного вопроса, может быть, никогда бы и не были осмыслены. Сразу же вспоминаются слова из песни: «…есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь…». Прошлого уже не существует, будущее ещё не настало… Жизнь есть только сейчас, в этом вневременьи, в этом кратком миге. Мы же почти всегда заняты или воспоминаниями о прошлом, сожалениями о невозможности его вернуть или прожить по-другому, или путешествуя воображением по неясному будущему – страшась его неизвестности или погружаясь в «розовые» мечты. Это стихотворение очень, как мне кажется, перекликается с другим: