Журнал «Юность» №03/2025 - страница 4

Раньше Лена думала, что женщины после тридцати превращаются в тыкву. Но она ошиблась – женщины после родов превращаются в тыкву. Следующие две недели ей было больно ходить, а от недосыпа голова плыла, словно оторванная от тела. Каждый день она пыталась дойти хотя бы до кофейни и каждый день с позором и в слезах возвращалась домой, потому что дочь начинала орать. Орала она постоянно, днем и ночью. Ночи Лена все же ждала больше – вместе с ней с ребенком прыгал муж. Но утром он целовал ее в лоб и исчезал за дверью, на которую она потом смотрела целый день, как брошенная собака. Там, за дверью, осталась вся прошлая жизнь – офисные будни в надушенной блузке, перспективы повышения до руководителя проектов, йога по средам и пятницам, бранчи с коллегами, свидания с загадочными тиндерменами, посиделки с пивом у друзей. А главное – возможность взглянуть на себя в зеркало и порезаться о собственные скулы.

Теперь Лена старалась в зеркало не смотреть. Но она хорошо видела свой живот, по которому белыми линиями растекались растяжки. Почему-то Лена была уверена, что живот должен был исчезнуть сразу, а он болтался перед ней, мягкий, как желе. Куда это вообще может исчезнуть?

В свой день рождения она помыла голову под крики дочери, которую, не придумав ничего лучше, просто положила рядом в ванной на пол. Между мыльными пальцами застревали клочья волос. По ногам стекали сгустки крови. Вода обжигала трещины на сосках. Дочь кричала все громче и громче, и Лена представляла, как с волосами и кровью смывает себя всю, до конца.

Лена злилась на мужа. В своих самых черных мыслях она говорила ему все, что думает.

– Ты изуродовал меня. Я тебя ненавижу.

Он был рядом в роддоме. Он приносил и менял судно. Он вставал по ночам, готовил завтраки по утрам. Он на раз-два менял подгузники и придумывал незатейливые колыбельные. Он любил ее и любил их дочь. Он был такой хороший, но это ни фига не помогало. Лена злилась еще сильнее. Он как будто был создан быть папой, а она… Лене казалось, будто он обманом затянул ее в эту игру, а у нее недостаточно очков, чтобы пройти на следующий уровень.

– Тебе бы сходить куда-нибудь, Ленка. Отвлечься.

– Да куда я пойду? У нас даже молокоотсоса нет.

На следующий день муж вернулся с большой коробкой. Это был двойной электронный молокоотсос, который мог даровать Лене свободу. Засовывая грудь в силиконовые воронки, она морщилась от боли. Молоко шло медленно. Очень медленно. В первый вечер она нацедила каких-то пять миллилитров, которые в отчаянье вылила в раковину.

А еще через пару дней Лена впервые с начала беременности натягивала на себя тонкие черные колготки. Под капроном заметно бугрился целлюлит – раньше его почти не было, а теперь с ней жили еще пятнадцать килограммов. За колготками последовало красное платье на запах в мелкий белый горошек – единственное, что садилось на ее новые формы и хотя бы чуть-чуть скрывало живот. От платья чувствовался еле уловимый запах старых духов – табак и ваниль, как из прошлой жизни. Волосы высушила феном. Сразу нанесла тональник, без крема. Он давно закончился, а заказать новый не было ни времени, ни сил. В ванной она долго разглядывала лицо, как будто увидев впервые. Отечное, уставшее – оно казалось безжизненным, чужим, старым. Хуже всего выглядели веки. Они словно набрали воды и свисали так, что Лена физически ощущала, как тяжело держать глаза открытыми. Ресницы решила не красить – старая тушь все равно уже высохла.