Калле приходится отвернуться, посмотреть куда-нибудь еще, и ее взгляд упирается в мониторы, показывающие то, что происходит за пределами дворца. Базарная площадь почти опустела, если не считать бродяг, сбившихся в кучки там и сям.
– Может, я и дура.
Это правда. Это ее пульсирующее сердце, с кровью вырванное из груди и очищенное от нитей обмана, которые она вплела в него сама.
– Как только Август взошел на трон, моя задача была выполнена. И это означало, что все старания были не напрасны, какую бы высокую цену ни пришлось заплатить.
Тебя, шепчет комната. Заполняя пробелы там, где их оставила Калла, нетерпеливо шепчет с мониторов, тихо гудящих вокруг. Если возведение Августа на престол ничего не значило, то ничего не значила и потеря тебя.
– К сожалению… – теперь ближе подступает Антон.
Металлические пуговицы у него на кителе ловят каждое разноцветное мерцание экранов, и Калла, обернувшись, замечает, что сосредоточилась на этой детали, лишь бы удержать эмоции под контролем. Она размышляет, неужели Август подобрал эти пуговицы под цвет глаз Галипэя, решил, что они будут настолько серебристыми, чтобы всегда казаться прохладными на ощупь, и блестящими, чтобы отражать все, что находится поблизости.
– Я никуда не собираюсь. У меня есть незаконченное дело.
Калла остается неподвижной. Не может быть, чтобы он имел в виду их битву на арене. Закончить это дело проще простого: схватить любой подвернувшийся под руку тяжелый предмет и быстрым движением оглушить ее. Он вполне может сделать это, пока комната пуста, и никто не накажет его за опрометчивость.
Она даже может допустить, чтобы это произошло.
Антон тянется к пряди ее волос. Этот жест выглядит ласковым вначале, пока он навивает прядь на палец. Потом он с силой дергает за нее, и Калле приходится податься вперед, чтобы он не вырвал ей волосы. Вскинув руку, она хватает его за запястье. И не смеет посмотреть прямо ему в глаза. Только сжимает его руку, не усиливая и не ослабляя захвата, и дыхание застревает у нее в горле. Абсурдом кажутся даже воспоминания о том, насколько иными были обстоятельства, когда они в последний раз стояли так близко. Может, и Антон думает о том же: о ее прикосновениях, ночной темноте, бушующей снаружи грозе, белых вспышках, видных в щели жалюзи. О беспорядке на полу. Спутанных простынях.
– Что это? – напряженным шепотом спрашивает Калла. – Твое незаконченное дело.
Мысленно перебрав варианты ответа, она находит лишь несколько возможных. Помимо нее самой, если что-то и способно удержать на одном месте опасного человека, привыкшего спасаться бегством и прятаться, то оно точно связано с Августом и с тем, о чем Антон узнал, вселившись в его тело.
Антон отпускает ее. Как это ни ужасно, Калле недостает его прикосновений, даже причиняющих боль. Она хочет еще, жаждет продлить момент контакта, убедиться, что Антон настоящий и, несмотря на то что она разорвала его в клочья, он сумел вновь слепить себя так, как не смог бы никто.
Дверь в центр наблюдения содрогается, пресекая все, что Антон мог бы сказать в ответ. У Каллы остается всего секунда, чтобы взять себя в руки и придать лицу бесстрастное выражение, прежде чем в комнату входит Галипэй Вэйсаньна и рывком закрывает за собой дверь.
– Август, я прождал тебя возле твоих покоев весь вечер, – резко выпаливает он. – Твое присутствие необходимо в королевском лазарете.
