«Ты не можешь сказать, что я виновен. Не тряси кровавыми кудрями».
Что бы это значило?
«Здравствуйте. Вы дух?»
«Да, и бестрепетный, смотрящий смело на то, чего сам чёрт не стерпит».
От этих слов по спине пробежал холодок. Но в них было что-то знакомое. Я точно их слышала раньше.
«Отчего вы бродите здесь, а не на месте своего последнего приюта?»
«Кровь проливали в стародавний век».
Я постаралась перефразировать его слова.
«Вас убили… давным-давно?»
«Да и поздней убийства совершались».
– В театре случилось несколько убийств? – удивилась я вслух. – Значит, это подходящее место для духов.
– Чтоб мне провалиться! – пробурчал Оливер.
«Дух… – попыталась спросить я, – с вами кто-нибудь ещё говорил?»
В комнате без окон прошелестел зябкий ветерок.
«Когда гробницы извергают прочь тех, кто зарыт, пусть нам кладбищем будут утробы коршунов».
«Мм, ладно», – ответила я, хотя совершенно не поняла, что это значит. Но почему всё это до боли знакомо?
Может, нужно перейти на личности?
«А медиум, леди Афина? Она с вами разговаривает? Она говорит с умершими?»
Призрачный ветер подул так сильно, что, клянусь, волосы встали дыбом.
«Сгинь! Скройся с глаз моих! Упрячься в землю!» – с яростью прогремел надтреснутый голос.
– Макбет! – неожиданно сказала я вслух, когда меня осенило. – Вы цитируете Шекспира!
Вот, оказывается, почему я узнала слова, произнесённые духом. У папы на полке стояло полное собрание сочинений Шекспира – самая большая его ценность.
А потом быстро зажала рот ладонью, потому что в театре ни в коем случае нельзя произносить слово «Макбет».
Нужно было сказать: «шотландская пьеса». На того, кто назовёт это имя, посыплются несчастья.
И вдруг всё стихло.
«Дух?» – позвала я.
Ничего. Ни Шекспира, ни зябкого ветерка.
Я открыла глаза. Оливер с ужасом смотрел на меня.
– Боже мой, – заметила я. – Актёры так любят… показуху.
Оливер секунду молчал.
– Я… я…
– Что? – с подозрением спросила я. – Ты что-нибудь слышал?
Он нахмурился.
– Не знаю. Может быть, и слышал. Но, Вайолет, у тебя… шевелились волосы.
– Так, значит, всё происходило на самом деле? – спросила я. – И мне так показалось.
Вот уж сюрприз так сюрприз. Обычные люди редко замечают призраков.
– Наверное, сквозняком откуда-то потянуло.
– Гм, – Оливер дрожал. – Что сказал этот дух? Говоришь, читал М…
– Молчи, молчи! – быстро крикнула я. – Я вспомнила, что это слово проклято, его нельзя произносить в театре!
– Ох, только этого не хватало, – встревоженно ответил Оливер.
Он не особо верил в приметы, но постоянно был чем-нибудь встревожен.
– Можно было бы притвориться, что это чепуха, – призналась я, – но уж больно он рассвирепел, когда я спросила про леди Афину. Она, похоже, не пользуется популярностью среди призраков.
Оливер вздохнул и потёр шрам.
– А что, всё может быть. Нам пора возвращаться, не то…
– Знаю, знаю, обойдёмся без нотаций. Уходим.
* * *
К моему разочарованию, с Анастосами мы так и не встретились. Арчи проводил нас к парадному входу. Выйдя из ярко освещённого театра, я немало удивилась, обнаружив, что уже наступила тёмная ночь.
– До скорой встречи! – энергично махал вслед Арчи.
– Будем надеяться, – ответила я с хитрой усмешкой, убегая в темноту.
– Пока, Арч, – попрощался Оливер и двинулся за мной.
Тайну ещё предстояло разгадать, и Греческий театр играл в ней немалую роль. А леди Афина… сбудется ли её недавнее предсказание? Это ещё предстояло выяснить.
