Разумеется, начинать следовало непременно с Владимира. Овладеть им – лишний козырь при осаде остальных крупных градов. Мол, столицу-то вашу взяли, и вам тоже нечего свои головы зазря класть.
Правда, Константин еще попытался образумить Вячеслава и не преминул напомнить, что хоть ратников ныне в городе не бог весть сколько, но зато населения изрядно, и если они успеют закрыть ворота, то заморочек со взятием будет хоть отбавляй. Это не Переяславль Рязанский, жители которого относительно равнодушно восприняли переход власти из одних рук в другие. Им-то особо беспокоиться было не о чем – что один князь свой, рязанский, что другой такой же. Зато во Владимире сложностей выше головы.
Всего сорок лет минуло с тех пор, как рязанский князь Глеб Ростиславич крепко пощипал город и вывез оттуда все святыни, включая икону Владимирской божьей матери[29]. С тех пор о рязанцах во Владимире худая слава. Да, спустя год он все вернул, но память-то осталась. А кроме того, была еще и враждебная на протяжении многих лет политика Всеволода Большое Гнездо, неоднократно державшего в заточении рязанских князей, из которых он кое-кого убил или повелел ослепить. Отсюда вполне логичный страх владимирцев, что ныне Константин сполна отыграется за все причиненные обиды. Словом, городом надлежало овладеть неожиданно, как здесь говорили, изгоном, чтобы никто и опомниться не сумел, иначе пиши пропало, а неожиданности добиться не удастся – хоть кто-нибудь из беглецов, сумевших удрать под покровом ночи из-под Коломны, но доберется раньше.
Однако Вячеслав был настойчив, заявив, что шансы огромны и надо дерзать, чтоб потом не кусать локти. Его азартные речи настолько походили на известную лекцию Остапа Бендера в «Клубе четырех коней», что Константин, не выдержав, напомнил об этом воеводе. Впрочем, тот не смутился, гордо заявив, что на сей раз за организацию межпланетного турнира в Больших Васюках берется он сам и осечка исключена.
– А чем закончился тот вечер для Великого Комбинатора, ты, случаем, не припоминаешь? – лукаво осведомился Константин.
– Парень срубил деньжат по-легкому, и при этом его даже не побили – отделался легким испугом, – парировал воевода и сам бросился в атаку: – Короче, предводитель команчей. Если вам так боязно, ждите меня в ладьях у городской пристани, а я займусь организацией процессии, которая преподнесет тебе ключи от города. – Он перевел дыхание и добавил: – На блюдечке с голубой каемочкой. В худшем случае получишь неплохую замену – миллион. Кстати, сколько это гривен по нынешнему курсу?
– Ну-у если наших рязанских, то примерно тысяч сорок, – неуверенно ответил Константин.
– Отлично. Округлим для надежности до полусотни и будем требовать должок за причиненные нам неудобства.
Константин почесал в затылке и согласился, хотя оговорил, что, если они застрянут под Владимиром надолго, о дальнейшем продвижении на Суздаль, Ростов Великий и Переяславль-Залесский не может быть и речи. И потом, вначале лучше подумать о муромском князе, которого оставлять за спиной нельзя ни в коем случае.
Пройдя по Оке чуть дальше воинства разношерстных ратей Давида, рязанские полки перекрыли ему все пути к отступлению. Князь немедленно предложил уплатить выкуп за себя и двух своих сыновей, но Константин был неумолим, напомнив про нарушенное им обещание держаться нейтралитета, а заодно и про свое предупреждение, что станется с Давидом, если он нарушит крестное целование. Выслушав жесткие, категоричные требования, старый князь призадумался. Больше всего Давиду не понравилось условие стать наместником в собственном княжестве, выставленное Константином.
