«В старых римских дворцах, где помещались банкирские конторы Торлония и Валентини, можно было часто видеть странную фигуру русского живописца в черной крылатке и в широкой, надвинутой на уши шляпе, который по многу раз безуспешно наведывался о денежных переводах, а когда они наконец приходили, огорченно разводил руками, так как вместо ожидаемой суммы присылалась только ее малая частица, которой едва хватало на покрытие долгов».
В 1844 г. в Рим приехал архитектор Константин Андреевич Тон, которому император поручил руководить строительством храма Христа Спасителя в Москве. Одно время Тон собирался поручить Иванову создание огромного запрестольного образа на тему Воскресения, и художник, сильно нуждавшийся в средствах, принялся за написание эскизов. От общего же проекта храма Иванов никогда не был в восторге: «Строят какой-то колоссальный шкап…» Вскоре, однако, заказ был передан К. Брюллову, а Иванову предложили выполнить эскизы для фигур евангелистов в медальонах храма. Многие друзья, в том числе Гоголь, Чижов, Моллер, советовали Иванову согласиться хотя бы из материальных соображений. Однако Иванов, вообще не любивший казенную живопись, отказался. Вспоминая позже об этом деле, он почти с брезгливостью писал, что его «чуть было не сманили».
В конце 1845 г. студию художника посетил император Николай I и вроде бы остался доволен его работой. А весной 1846 г. в Рим приехал брат Иванова – Сергей, пенсионер Академии художеств по архитектуре. Он работал в той же квартире-мастерской в переулке Вантаджио. Обедали братья обычно вместе в том же трактире «Falcon»; по воскресеньями вместе осматривали римские древности.
Всю первую половину 1846 г. А. Иванов неизменно проводил вечера у Гоголя в его квартире на четвертом этаже в доме на углу Via della Сrосе и Via Mario de Fiori, известном в Риме как палаццо Понятовского (дом сохранился). Примерно в те же месяцы Иванов окончательно запер свою студию от посторонних. Единственным исключением был Гоголь, который активно участвовал в обсуждении композиции и деталей «Явления Мессии». Известно, например, что Гоголь советовал Иванову заменить фигуру раба на другой вариант – с бритой головой, с клеймом на лбу, с кривым глазом, с веревкой, завязанной узлом на шее. Но Сергей Иванов уговорил брата остановиться на том варианте, который и стал окончательным. В свою очередь, есть версия, что Иванов изобразил на своей картине самого Гоголя – это фигура «ближайшего к Христу» в красном плаще в правом верхнем углу картины.
В самом конце 1847 г. Иванов знакомится с Александром Ивановичем Герценом, который приехал в становящуюся все более революционной Италию и поселился в Риме на Corso. Герцен вспоминал о встречах с А. Ивановым в 1848 г.:
«Настал громовый 1848 год. Иванов плотнее запирался в своей студии, сердился на шум истории, не понимал его, я сердился на него за это. К тому же он был тогда под влиянием восторженного мистицизма и своего рода эстетического христианства. Тем не менее, иногда вечером Иванов приходил ко мне из своей студии и всякий раз, наивно улыбаясь, заводил речь именно о тех предметах, в которых мы совершено расходились».
Настороженно отнесся Иванов и к провозглашению в феврале 1849 г. Римской республики во главе с Мадзини, Гарибальди, Саффи, Армелини. О своих настроениях Иванов откровенно писал Гоголю в мае 1849 г.:
