– Слушай, красавица моя, слушай, как они нас гонят!
Несмотря на прочность этой безоблачной любви, бесстыдники, вероятно, стали бы сговорчивее – очень уж велики были страдания народа и опасен ропот сильных мира сего. Увы, в тот год, когда крестоносцы Готфрида Бульонского вошли в Иерусалим, великий папа Урбан II скончался. Его преемник Паскаль II отнесся к Филиппу и Бертраде гораздо снисходительнее.
Он прислал во Францию двух своих преданных людей – кардиналов Жана де Губбио и Бенедикта, велев им без лишнего шума уладить дело: старая история слишком уж затянулась, но в конце концов такая стойкая любовь даже заслуживает уважения. Словом, пришлось Злому Фульку отступить – у него и так хватало дел дома. Сыновья Фулька перессорились и угрожали перерезать друг другу глотки. Так молодой Фульк, сын Бертрады, сумел вырваться из рук своего старшего брата Жеффруа-Мартеля, только бежав ко двору Франции, где он, разумеется, нашел приют, деньги и поддержку.
После этого удрученный отец приехал к бывшей жене и своему сопернику, чтобы изъявить им благодарность; примирение прошло как нельзя лучше, что развязало руки обоим кардиналам, которые ничего не предпринимали, не желая нарушать воцарившееся семейное согласие.
Однако при французском дворе находились два человека, не желавшие складывать оружие: это были принц Людовик и его сестра Констанс. Людовик (отец, следуя феодальному обычаю, уже назначил его наследником) стал постоянной мишенью наемных убийц, и Филипп едва успевал спасать сына от новых покушений. Брак Констанс сложился очень неудачно, и принцесса вернулась к отцу; это не устраивало Бертраду, чей нрав по неукротимости вполне мог сравниться с характером Злого Фулька.
Когда Констанс только выдали замуж за обворожительного Гуго, графа Шампанского, ей было всего пятнадцать лет… но после восьми лет супружества граф с горечью убедился, что очень скоро его жена станет такой же толстой, как покойная Берта Голландская. И тут его вдруг осенило: этот брак оскорбляет Церковь по той причине, что они с Констанс – троюродные брат и сестра. Граф проворно созвал в Суассоне церковный собор, покаялся и, посыпав главу пеплом, во всеуслышание объявил, что он великий грешник и что свой брак, этот слишком тяжкий грех, больше терпеть не может.
Открыто объявив об этом в церквях, епископы похвалили Гуго за такую истовую набожность и отослали Констанс к отцу, тогда как лицемерный сеньор поспешил связать свою жизнь с хорошенькой стройной девушкой, которая и внушила ему такое благочестие. Затаив лютую злобу, Констанс вернулась в отцовский замок в Мелене, где тогда располагался королевский двор.
Принцесса не могла вынести тех насмешливых взглядов, которыми Бертрада встретила падчерицу в отчем доме: война между двумя женщинами стала неминуема. Поэтому Бертрада лихорадочно подыскивала для Констанс нового мужа, чересчур опасного врага. Бертрада и дети Берты все чаще пытались отравить друг друга, но усилия обеих сторон приводили только к одному – всеобщему несварению желудка. Не всякий может стать Борджа…
Но вот в один прекрасный мартовский вечер 1106 года к Констанс явился долгожданный муж. Звали его Боэмон де Тарант; в крестовом походе он получил титул принца Антиохийского и, едва освободившись из темниц турецкого эмира Сивы, примчался во Францию просить помощи золотом и людьми, чтобы продолжать войну против своего врага. Боэмону было пятьдесят лет, но с виду он казался гораздо моложе; статный, плечистый, зеленоглазый, в нормандской кольчуге со стальными шипами, Боэмон походил на героя рыцарского романа.
