Эта последняя новость и подвигла Фулька ехать в Рим, чтобы выяснить, как папа смотрит на подобное святотатство. Замысел, собственно, был неплох: папа Урбан II относился к подобным делам крайне строго. Увы, сейчас поглощенный борьбой духовенства со Священной Империей, Папа Римский не склонен был воевать с безнравственностью. Кроме того, он уже несколько лет был одержим идеей крестового похода, который отнимет у неверных Гроб Господень и сделает безопасными паломничества в Иерусалим. Наконец, папа был человек мудрый и прекрасно понимал природу человеческую: он полагал, что такая неистовая страсть очень скоро угаснет сама собой и все вернется на круги своя, так что папе не придется восстанавливать против себя одного из могущественных государей Европы в тот момент, когда он крайне нуждается в его помощи.
За это время преступная чета успела произвести на свет двоих детей, а несчастная Берта – умереть от тоски в своем монастыре. Случилось это в 1094 году. Получив известие о смерти жены, Филипп тотчас созвал в Реймсе большое собрание епископов, чтобы окончательно узаконить свой брак.
Однако он поторопился. Хотя Берта Голландская была мертва, сам Фульк пребывал в полном здравии. В силу этого пышное собрание епископов ничего не смогло узаконить, ибо на сей раз папа, считая, что дело зашло слишком далеко, разгневался: он начал с того, что отлучил короля Франции и его сожительницу от церкви. Потом папа созвал в городе Ним церковный собор и лично на нем председательствовал.
Несколько обеспокоенный тем оборотом, какой принимали события, Филипп обещал отречься от Бертрады и ненадолго расстался с ней; это время было необходимо папе, чтобы дать королю отпущение грехов и вернуться в Рим. После этого король, не в силах сопротивляться своей пылкой страсти, снова призвал к себе Бертраду, но притворялся глухим, когда ему напоминали о крестовом походе. Король не выносил даже мысли о том, чтобы хоть несколько дней прожить в разлуке со своей подругой, потому и не горел желанием отправляться на край света и там, быть может, сложить голову, вместо пылких объятий Бертрады тешась только приятными воспоминаниями. Филипп, конечно, решился бы взять с собой Бертраду, но лишь одному богу известно, как Урбан II отнесся бы к присутствию веселой графини в рядах воинства Христова…
Папа, которого известили о неблагочестивых выходках Филиппа, сильно разгневался и не только снова отлучил от церкви прелюбодейную пару; на сей раз он вынес интердикт всему Французскому королевству. В ту эпоху это было грозное оружие в руках церкви: в королевстве должна была прекратиться вся религиозная жизнь, то есть больные оставались без ухода, мертвые – без погребения, умирающие – без утешения, дети – без крещения, а свадьбы – без благословения. Словом, это означало духовную смерть королевства.
Народ, страдая от горя, запирался в домах и молил бога вразумить своего суверена. Филипп не прислушивался к этим мольбам. Поглощенный своей любовью, король пренебрегал страданиями подданных. С вызывающим бесстыдством любовники выставляли напоказ свою связь. Казалось, отлучение от церкви совершенно не волнует эту пару, и, когда при въезде в какой-нибудь город колокола молчали, двери домов закрывались, а люди бежали от них как от чумы, Филипп и Бертрада смеялись над тем, что они именовали трусостью мужланов. Даже в тот день, когда после их отъезда колокола зазвонили снова и жалобный их звон преследовал любовную пару, Филипп склонился к своей спутнице и со смехом сказал:
