Людмила достала из хозяйственной сумки носовой платок и уткнулась в него. «Испанец» перехватил руки жены, с усилием отодвинул от лица. Женщина тряслась в рыданиях и что-то говорила. И тут он обхватил её за щёки, притянул и приник, как будто к первой красавице вселенной. Влюблённые, а это были без сомнения влюблённые, соединились нежным поцелуем, поддерживая и ободряя друг друга. Будто он вернулся с войны, а она уже и не чаяла встретить его живым. Женщина заулыбалась. Игнат погладил её живот, будто опасаясь раздавить, утёр слезинки со щёк, по-хозяйски приобнял, уводя прочь от дома бывшей любовницы.
Стрельцова заревела. Вырвавшись из объятий подруги, скатилась на пол и ухватилась за батарею, чтобы со всего размаху удариться головой. И ударилась бы, если б Меркулова не удержала.
– Не надо, не надо! – Катя рыдала вместе с подругой. Слёзы насквозь намочили пуховый платок, которым обе пытались утереться.
Катя отказалась работать в Алябьевском. Деньги, которые Игнат дал Вике, позволяли повременить, и помощь была нужнее дома. Благо подруга в отношении денег теперь вела себя разумно, не транжирила. Однако вовлечь Вику в домашние дела не представлялось возможным. Подруга слонялась по квартире молчаливым привидением. От дочери и вовсе старалась держаться подальше.
– Владочку кормить пора, – увещевала Меркулова и протягивала малышку.
Стрельцова шарахалась в другую комнату и захлопывала дверь:
– Дурно мне. Тошнит.
А однажды призналась глухим голосом:
– Лучше бы и впрямь отдала. Какая радость в этой девке, если он всё равно не вернётся?
Катя раскрыла рот, чтобы возмутиться – подруга только отмахнулась. Впрочем, Меркуловой тоже было не до разговоров. Пока Вика убивалась по потерянной любви, ей приходилось ухаживать за Ладóшкой и хлопотать по дому. Уставала до чёртиков, но когда просила помочь, получала в ответ только стеклянный, ничего не видящий взгляд.
Через пару дней запас продуктов иссяк, и Катя засобиралась в магазин. Малышка, хорошо накормленная, спала, Вика смотрела телевизор, и девушка ушла относительно спокойная. Когда вернулась, в воздухе ощущались пары спиртного.
– Вика? – встревоженная позвала, после чего ворвалась в комнату.
Крошка крепко спала, отчего дышаться стало легче. Стрельцова полулежала в кресле, закинув ноги на подоконник, и пила прямо из горла какое-то сомнительное зелье.
– Что ты делаешь? – Катя подскочила, чтобы выхватить бутылку, но подруга решительно оттолкнула:
– Отстань! У меня достойный повод надраться.
Убедившись, что Вика не настолько пьяна, как показалось вначале, девушка остановилась:
– Разве от этого станет легче?
– Как мне жить дальше, скажи? – Вика привалилась лбом к стене.
– Мы справимся.
– Не про это говорю, Кать. – подруга сделала ещё глоток, запрокинув бутыль почти вертикально, – Всегда думала, что надо бороться, отстаивать своё. Я сидела на диете. Если нужно, голодала. Училась иметь дело с мужчинами. Всё время – борьба. С жизнью. С собой. А он? Ты видела, кого он выбрал?
Меркулова устало потёрла лоб.
– К чему теперь думать об этом?
– Как ты не понимаешь? – Вика взмахнула бутылкой, чуть не расплескав остатки, – У меня система рушится. Глянцевые журналы, будь они неладны… Конечно, я никогда не верила советам, но там пишут: «Раскрывайте индивидуальность! Расширяйте кругозор! Держите марку!»
– У тебя хорошо получается, – Катя погладила подругу по плечу.
