На землю её опустил недовольный голос Витюшки:
– Ты, чё уснула? Али вшей взнуздываешь?
Миланья встрепенулась.
– Ты чё, глупыш? Нет у тебя ни вшей, ни гнид. Одевайся быстрей. Пошли вечерять. Небось, пирог поспел.
***
Патриархальная жизнь поместья Голицыных на утро следующего дня основательно треснула.
Первый клин вбила молодая княгиня Наталья Александровна. В будуаре она обнаружила пропажу фамильных драгоценностей и впала в сумеречное состояние души и тела. Сказала только «Ой!» и рухнула на персидский ковёр.
Начался переполох – все куда-то бегут, машут руками, топают ногами, кричат, плюются, божатся крестом и матом. Послали пролётку за околоточным. Без малого через три часа приехал толстый жандарм-вахмистр с тощим прыщеватым штатским шпаком в сером вицмундире с потрёпанным саквояжем о двух блестящих замках англицкой выделки.
Шпак оказался следователем и попросил чаю.
Вахмистр крякнул, звякнул саблей, скрипнул портупеей и возжелал анисовки для разгону мыслей.
Шпак после смородинового чая извлёк из недр саквояжа большую линзу в медной оправе и, шмыгая мокрым носом, принялся изучать будуар Натальи Александровны на предмет его взлома лихими людишками.
Вахмистр, промочив горло двумя рюмками анисовки, приказал Фёкле собрать в людской всех дворовых и случайных персон, бывших в имении в канун грабежа драгоценностей. Инкогнито Витюшки Грехова лопнуло мыльным пузырём – только брызги полетели. Пришлось Фёкле перед жандармом при всех обнародовать родство Миланьи с Витюшкой, но об отцовстве князя Голицына додумалась умолчать.
Дворню пересчитывали, перекликивали с десяток раз. Как ни крути, как ни считай, а шорника Федьки Косорыла в наличии не было. Начали выяснять, кто, когда его последний раз видел. Крайней оказалась Миланья. Он ей вчера поздним вечером для Витюшки подарил цветной опоясок для рубахи. После никто его не видел. Спал ли он у себя в подклети или в конюшне, неизвестно.
После всех заперли в людской. Жандарм, прыщеватый шпак с Фёклой принялись рыскать в поисках потаённых мест, где можно было схоронить уворованные драгоценности.
Искали недолго. В подклети, где всегда спал Федька Косорыл, мокроносый шпак обнаружил отодранную половицу, а под ней порезанный в лапшу замшевый мешочек. Кусочки густо помазаны салом, а на некоторых виднелась часть вензеля князей Голицыных.
Жандарм громыхнул саблей.
– Ах! Каторжанская харя! Это ж надо так удумать – доказательство вины салом измазать, чтобы его значится крысы сожрали, либо в нору уволокли!
Злодея благополучно определили. Осталось дело за малым, словить касатика, заковать в кандалы и отправить в Нерчинск на рудники.
В самом деле, в хламиду пьяного Федьку Косорыла арестовали в в уездном городе в ресторане «Бристоль». Он пытался рассчитаться с цыганами золотым браслетом с изумрудами.
При нём нашли золотой крестик, усеянный бриллиантовой крошкой и красного золота кольцо с сапфирами. Где остальные драгоценности выяснить у Федьки следствию не удалось. По глубокой пьянке он оказался невменяемым и бесполезным для протокола. Протрезвев в кутузке, он повесился с жуткого похмелья на собственных портках.
***
Витюша Грехов долго ломал голову и не мог понять, как драгоценности Натальи Александровны, уворованные Лукерьей, оказались у Федьки Косорыла?
За смертью шорника тайна хищения драгоценностей осталась неразгаданной, а истинная воровка Лукерья не наказанной, и, более того, даже не пойманной.
