– Не будь дураком. Я не плод твоего убого воображения и не следствия действия дыма. Могу забрать тебя с собой.
– Куда? Зачем тебе это надо? Что я буду должен? АКХА БХАА КХХА, – в конце воришка надсадно закашлялся.
– Слишком много вопросов. Гори-гори ясно, чтобы не погасло… Нет, ты не сгоришь, задохнёшься раньше, как кот в горящем доме или крыса. НУ? Что выбираешь – жизнь или смерть?
– Жизнь!!!
– Я тебе дам шанс на случай: придёт хорошая взятка выиграешь, а нет – сдохнешь.
– Я АКХА КХА КХА, не понимаю, КХА КХАРРР.
– Сыграешь в мою игру, обойдёшь других игроков, пойдёшь гулять, а нет, то… сам понимаешь.
– Я согласен.
Обессилев от борьбы, отравленный токсичным дымом, Куницын сел на груду вещей. У него резало глаза, кружилась голова и накатывала слабость. Он решил довериться судьбе. Была не была. Не привык он никому вслепую доверять (тюрьма научила), но в такой ситуации, делать нечего, согласился. Если и обманет его, так обманет только собственный глюк. Перед смертью не обидно. Не успели все эти мудрые мысли пронестись у него в голове смерчем, как пространство перед ним разломилось по линии двери, выпустив начинку мягкого дёгтя, накрывшего Куницына волной стылого тёмного медового забвения…
Манулова Катя пришла к себе домой на съёмную квартиру. Как она добиралась из клиники до дома, Катя не помнила, настолько была потрясена результатами анализов. Работала Катя танцовщицей в ночном стрип-клубе. Понятно, девочкам её профессии трудно было удержаться в рамках просто танцев. Трясти своими оголёнными прелестями на глазах у распалённой алкоголем публики чревато продолжением ублажения отдельных представителей этой самой публики в индивидуальных кабинках или у состоятельных клиентов дома, чему всячески потворствовала администрация клуба – за грабительский процент, взимаемый им с девочек. Выходило, что вроде бы танцовщица и всё-такое прочее, а по-честному – проститутка, правда, из не простых ночных бабочек, а из весьма недешёвых.
Душевных страданий по поводу ремесла путаны Катя не испытывала, а зарабатывала неплохие деньги, предпочитая копить, а не транжирить, как большинство её коллег, на алкоголь, наркотики и прочие пороки. Про себя Катя думала, что она художница, и что занимается она ремеслом нимфы, опустошающей мужские карманы временно, до тех пор, пока её не признают в обществе художественной элиты. Картины, которые писала, Катерина развешивала по стенам своего съёмного гнёздышка и относилась к ним трепетно, с такой любовью, с какой не относилась ни к кому, и ни к чему. Сюжеты для своих произведений она выбирала незамысловатые – пейзажи и портреты себя любимой. Отличие разных портретов друг от друга заключалось в том, что Катя представала на них в разных образах, созданных изменением причёски и наложением разной толщины и разных оттенков макияжа. В общем, художественной ценности её картины не представляли ровным счётом никакой.
Манулова предпочитала длительные связи, секс на один раз, даже за очень хорошие деньги, был ей малоинтересен. Она умела, очаровав клиента формами своего идеального тела, обобрать его до нитки, высосать из него все финансовые соки. Опустошив карман попавшего в сладкую ловушку похотливого самца, она бросала его, отправляясь на поиски другого жирного карасика. Иногда таких рыбок у неё на сексуальном крючке сидело одновременно по нескольку штук. Она везде успевала и всех удовлетворяла по первому классу, отлично выучив роль страстной, неутомимой в любовных ласках, влюблённой до помрачения сознания куртизанки, почти всегда внутренне оставаясь холодной и равнодушной, как болотная тина.
