Женщины бальзаковского возраста клевали на Шаляпина, Есенина, Ахматову. Евреи, независимо от возраста, не клевали даже на Троцкого. Они с холодным равнодушием сбивали цену до пределов, ниже которых постояльцы становились уже в убыток, в отместку гарантируя чистоту и порядок…
Друзей, вклинившись, разъединил юркий старичок с маленькими хитрыми бегающими глазками. Он был высохший, как омертвелые ветви клёна. Создавалось впечатление, будто он живёт три дня в неделю: по понедельникам, средам и пятницам, остальные существует или делает вид, что живёт.
Старик никогда не был женат, и его мнение о женщинах было идентично мнению миллионов холостяков. До той поры, пока одна из них не становилась хозяйкой в его доме.
− Джентльмены обременены поисками жилья?! − взглянув сначала на одного, затем на другого, безошибочно определил он.
− Да здесь гостиниц как грибов! − сходу сбивая ещё необъявленную цену, заявил Жульдя-Бандя, кивнув в сторону дома на площади с огромной вывеской над верхним этажом – «Гостиница «Москва».
− Гостиниц?! − старик объял каждого недоумённым взглядом, будто соизмеряя величину идиотизма. При этом его маленькая хитрая головка в вопросительной тональности слегка склонилась вправо. Это был профессиональный взгляд следователя, жены, допрашивающей вернувшегося рано… утром супруга, или кондуктора общественного транспорта, поймавшего настоящего «зайца».
− Гостиниц, − подтвердил и Фунтик, утвердив взор на гостинице напротив.
− Для гостиницы, − пояснил старик, почесав тонкими сухими пальцами острый подбородок, − нужны деньги и незапятнанная биография, поскольку каждый индивид фиксируется в реестре и рискует стать… − незнакомец заговорщически хихикнул. − Сейчас в каждой каме… пардон, в номере как минимум по два жучка: один от КГБ, другой от ЦРУ.
− Нам бояться нечего, − Жульдя-Бандя честной пролетарской улыбкой обнял пожилого аборигена, запев: − Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути (М. Светлов).
− К тому же у меня дешевле, и ещё, я вам скажу по секрету, − лицо старика покрылось грифом секретности особой важности, − вы мне, конечно же, можете не верить!..
После такого монументального заявления друзья не поверить не могли, и каждый оберегал себя от того, чтобы не рассмеяться.
− Я поселю вас в апартаменты, где в одна тысяча девятьсот восьмом году…
− Родилась Клеопатра?! − предположил Жульдя-Бандя.
Старик, нисколько не смутившись, продолжал:
− Великий бабник всех времён и народов Гришка Распутин, − указательный палец, с хрустом распрямившись, восклицательно взвился вверх, − имел це-лую, − квартирный магнат с таким воодушевлением переместил руку в сторону Мариинского театра, утонувшего в грациозном великолепии каменных изваяний, словно до этого великий бабник пользовался исключительно половинками, − целую, − напомнил он…
− Марию-Антуанетту…
− Анну Павлову! − старик победоносно замотылял высохшим, как хворостина, пальцем, будто Гришка Распутин до неё имел ещё и Екатерину Великую. − Он похитил великую балерину прямо из гримёрки, сразу после исполнения ею Жизели. Но это ещё не всё…
− Короче, папаша, − Жульдя-Бандя дружески определил руку на хлипкую высохшую конструкцию пожилого аборигена, чтобы Гришка Распутин в его апартаментах ненароком не поимел бы ещё и статую Свободы, − мы почти согласны. Осталось выяснить, сколько будет стоить проживание в вашем курятнике времён доисторического материализма? Кстати, − он смахнул с руки тополиную пушинку, − надеюсь, Анна Павлова уже покинула святое ложе? Мой друг плохо переносит старух. Это перешло к нему с детства, когда его покойная бабушка безуспешно пыталась сделать из него человека…
